Второй рейх. Не надо воевать с Россией - читать онлайн книгу. Автор: Отто фон Бисмарк cтр.№ 92

В России дела складывались так, что мощная царская империя стремилась к выходу в южное море. Это стремление естественно, и его нельзя осуждать. Помимо того, вражда, возникшая между Россией и Австрией, главным образом из-за Сербии, затрагивала в то же время и Германию постольку, поскольку последняя была в союзе с Австро-Венгрией. К тому же царская Россия находилась в постоянном внутреннем брожении, и каждое царское правительство считало поэтому полезным держать наготове оружие внешних конфликтов, чтобы быть в состоянии во всякое время внешними затруднениями отвлечь народ от внутренних, имея, таким образом, клапан для разряжения сгущенной политической атмосферы внутри страны. Огромная потребность России в займах покрывалась почти исключительно во Франции. Свыше 20 миллиардов французских золотых франков, употреблением которых Франция отчасти сама распоряжалась, перешли в Россию. При этом имелось в виду использовать французские займы исключительно для стратегических мероприятий, направленных к подготовке войны. Золотой цепью французских миллиардов царская империя не только была прикована в финансовом отношении к Франции, но и была связана с французской идеей реванша.

Таким образом, в конечном счете Англия, Франция и Россия, как видно, по разным причинам преследовали одну общую цель: сломить Германию. Англия, руководимая в своей вражде к Германии мотивами торгово-политического характера, Франция – жаждой реванша, Россия, спутница Франции, – соображениями внутренней политики и желанием пробиться к южному морю, – все эти три великих державы должны были встретиться на одном пути. Объединение всех этих стремлений для общих планомерных действий против Германии мы и называем политикой окружения.

* * *

В связи с этим нельзя не учесть значения только недавно ставшего известным, уже рассмотренного мной в главе о Гогенлоэ «gentleman’s agreement», о котором я во время моего царствования вообще ничего не знал. Услышав об этом соглашении, я тотчас же осведомился о нем у г-на фон Бетмана. Он в несколько уклончивом письме ответил мне, что кое-что в этом духе действительно имеется в документах Министерства иностранных дел; тогдашний немецкий посол в Вашингтоне фон Голлебен, действительно, конфиденциально донес как-то об этом «gentleman’s argeement», но не сообщил источника своей информации; именно поэтому Министерство иностранных дел не придало никакого значения всему этому делу и о нем не было сообщено мне. Таким образом, «gentleman’s agreement» фактически не оказало никакого влияния на политику Германии. Оно, однако, доказывает, что англо-саксонский мир еще в 1897 г. сомкнулся против нас, и вскрывает в то же время причины многих затруднений германской политики. «Gentleman’s agreement» объясняет также поведение Америки во время войны.

Об «Entente cordiale», о ее целях и причинах возникновения мы, напротив, очень хорошо знали, и именно она имела решающее значение для направления всей нашей внешней политики.

Группировка Англии, Франции и России, т. е. трех сильнейших великих держав, заставила Германию сделать для себя лишь один политический вывод: надо во что бы то ни стало избежать решения вопроса будущности Германии силой оружия до тех пор, пока мы в хозяйственном, военном, морском и национально-политическом отношении не завоюем себе такое реальное мировое положение, что нашим противникам придется отказаться от риска насильственной политики по отношению к нам и предоставить нам ту долю участия в хозяйственном мировом строительстве, которую мы заслуживаем.

Мы не хотели и не могли ставить на карту наше, с таким трудом добытое, благосостояние. Таким образом, выросло следующее противоречие: цели Антанты могли быть достигнуты лишь посредством войны, Германия же могла добиться своих целей, только избежав войны. Об этом основном факте следует всегда помнить: он имеет гораздо более решающее значение, чем все остальное. Поэтому я здесь не вхожу в более детальное рассмотрение вопроса о возникновении войны, не касаюсь бельгийских или других донесений и телеграмм накануне войны. Основательная разработка этих исторических деталей – дело исторического исследования.

Мы правильно оценили свое положение и действовали соответственным образом.

Мы всячески стремились к сближению с Англией, мы в свое время соглашались на требование ограничения военно-морского строительства, о чем я уже говорил, описывая посещение Берлина Гальданом. Я пытался при этом использовать свои родственные связи в Англии. Все было напрасно. Деятельность короля Эдуарда VII объясняется прежде всего именно тем, что он был англичанином и стремился осуществить планы своего правительства. Немалую роль при этом сыграло политическое честолюбие короля, вступившего на престол лишь в немолодом возрасте. Мы во всяком случае делали все возможное, чтобы пойти навстречу Англии. Это было тщетно, ибо цифры германского экспорта росли. Мы же, понятно, не могли ограничить свою мировую торговлю только для того, чтобы сделать приятное Англии. Это уже значило бы требовать от нас слишком многого.

* * *

При обсуждении нашей политики по отношению к Англии всячески критикуется то, что мы в свое время отклонили предложение английского министра колоний Чемберлена об англо-германском союзе. Однако, если внимательно присмотреться, то это дело рисуется в совершенно ином виде, чем его стремились представить. Во-первых, Чемберлен привез письмо английского премьера лорда Солсбери Бюлову, в котором лорд Солсбери давал понять, что Чемберлен действует лично от себя, а не от имени всего английского кабинета. В этом можно было видеть вполне допустимый дипломатический ход со стороны английского правительства, оставлявший свободу действий английскому кабинету, который, как известно, зависит от парламента. Однако впоследствии выяснилось, что либеральная партия в Англии относилась тогда к идее англо-германского союза отрицательно. И все же Бюлов с моего согласия вступил в детальные переговоры с Чемберленом, так как приходилось иметь в виду, что мы, быть может, имеем дело лишь с обычным, охотно практикуемым в Лондоне дипломатическим ходом: пославши вперед с определенной миссией Чемберлена, английский кабинет все же хотел сохранить за собой полнейшую свободу действий.

Переговоры Бюлова с Чемберленом с несомненностью выяснили, что англо-германское соглашение предполагалось направить против России. Чемберлен недвусмысленно говорил о войне, которую предполагалось объявить России после заключения англо-германского соглашения. Граф Бюлов в полном согласии со мной вежливо, но решительно отклонил эту попытку со стороны англичан нарушить европейский мир. Он поступил совершенно в духе великого канцлера. Ибо князь Бисмарк отчеканил свой взгляд на англо-германские отношения в следующем метком изречении, которое я сам неоднократно слыхал в бисмарковском семейном кругу: «Германия никогда не должна стать шпагой Англии на континенте». Мы, таким образом, последовательно проводили лишь нашу старую внешнюю политику, отклоняя всякое предложение, могущее вызвать войну, не преследующую цели обороны родной страны. Отклонение предложения Чемберлена является доказательством миролюбия Германии.

С Францией мы пытались установить удовлетворительные отношения. Это было трудно, так как французы считали нас своими непримиримыми врагами и так как мы не могли выполнить французских требований, связанных с идеей реванша. Мы мирно ликвидировали марокканский конфликт – ни один из руководящих деятелей Германии не думал о войне из-за Марокко. Именно вследствие своего миролюбия мы тогда примирились с тем, что Франция, опираясь на заключенный с Англией тайный договор об обмене Египта на Марокко, нарушила чрезвычайно существенные законные интересы Германии в Марокко. Алжезирасская конференция уже выявила контуры великой войны. Без сомнения, не очень приятно делать такие политические отступления, какое сделали мы в марокканском вопросе, но германская политика все подчинила великой идее сохранения общего мира.