Провидец Энгельгардт - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Антонов cтр.№ 69

Вот замечания Энгельгардта по поводу постов:

«Конечно, и говорить нечего, если бы было достаточно мяса, сала, молока (то есть творогу), то и в деревне летом никто постов не держал бы. В нынешнем году у меня летом не хватило постного масла, масло было дорого, да и достать его негде, между тем свиного сала было достаточно, я предложил рабочим есть скоромное. Все ели, за исключением одного очень богомольного. Когда поп приехал перед петровым днем собирать яйца – перед окончанием поста попы ездят по деревням разрешать на скоромину и выбирают в петровки яйца, в филипповки горох, великим постом не ездят потому, вероятно, что выбирать нечего, – то и разрешать было некому».

Думается, такое резкое суждение Энгельгардта во многом обусловлено тем, что сам он постов не соблюдал (о своей вере или неверии он прямо нигде не говорит, возможно, по цензурным соображениям), а на работу нанимал батраков. Правда, он при «подборе кадров» исходил прежде всего из критериев эффективности и рентабельности производства, то есть подбирал здоровых, крепких и умелых работников. Но батрак есть батрак, это уже, по сути, не крестьянин, он не привязан к земле, конкретному месту приложения труда, работает один сезон здесь, следующий – у другого хозяина. Он не член конкретной крестьянской общины и конкретного церковного прихода. Поэтому среди массы батраков и батрачек была более высокой, чем среди крестьян-землевладельцев, доля не соблюдающих церковные посты и обряды. И всё же в литературе отмечается:

«На неисполнение постов, уклонение от покаяния и нарушения праздников работою народ смотрит как на обыкновенное дело и большого греха в этом не видит». Подобные наблюдения имеют большую ценность для характеристики бытовой религиозности. Они говорят о том, что православная Церковь вплоть до XX века так и не смогла до конца выполнить свою миссионерскую роль даже среди русского населения центральных губерний».

Конечно, пост – не одни лишь ограничения в пище, а вообще средство к приобретению душевного здоровья, его цель – ослабить чувственность и дать нашему духу перевес над нашей плотью, помочь в подавлении и искоренении дурных наклонностей, привычек и желаний. Это важная часть православной аскетики, науки о том, как достичь внутреннего благочестия, создания внутреннего «нового человека», восстановленного из повреждённого грехопадением «ветхого человека». Но вряд ли крестьяне в большинстве своём имели об этом понятие. Крестьяне считали, «что посты следует соблюдать потому, что таков «закон», потому, что «пост установлен», а не потому, что назначение поста – вызвать в верующих соответствующее религиозное настроение».

И венчание в церкви не всегда делало браки крепкими (повторю этот фрагмент, в сокращении уже ранее цитировавшийся).

«– Василий вчера Еферову жену Хворосью избил чуть не до смерти.

– За что?

– Да за Петра. Мужики в деревне замечают, что Пётр (Пётр, крестьянин из чужой деревни, работает у нас на мельнице) за Хворосъей ходит. Хотели всё подловить, да не удавалось, а сегодня поймали. (Мужики смотрят за бабами своей деревни, чтобы не баловались с чужими ребятами; со своими однодеревенцами ничего – это дело мужа, а с чужими – не смей.)

– Что же муж, Ефер?

– Ничего. Ефера Пётр водкой поит. А вот Василий взбеленился.

– Да Василью-то что?

– Как что? Да ведь он давно с Хворосьей живет, а она теперь Петра прихватила…

– Чем же кончилось?

– Сегодня мир собирался к Еферу. Судили. Присудили, чтобы Василий Еферу десять рублей заплатил, работницу к Еферу поставил, пока Хворосья оправится, а миру за суд полведра водки…

– А что ж Хворосья?

– Ничего, на печке лежит, охает…»

Или другая сценка. Энгельгардт пригласил деревенских баб рубить у него капусту. До обеда было тихо, но, выпив водки, бабы, работая, «кричат» песни. Бабы решили, что Сидор, служащий у помещика кучером, должен жениться, потому что за выходом замуж его сестры в доме нужна работница. В жёны ему прочат молодую девушку Анисью, и это злит солдатку, которая находится с Сидором в интимных отношениях… Солдатка из себя выходит. Сказать бабам ничего нельзя – они лишь хвалят Анисью. «В каких-нибудь две недели капустенских вечеров солдатка, женщина тихая и добрая, озлобилась… а не на ком сорвать злобу, так мучит свою грудную дочку – плод преступной любви».

Еще одно замечание Энгельгардта повторю – о прекрасном поле:

«Баба всегда падка и жадна на деньги, она всегда дорожит деньгами, всегда стремится их заработать… у бабы нет конца желаниям, и, как бы ни был богат двор, как бы ни была богата баба, она не откажется от нескольких копеек… Замечательно, что баба считает себя обязанною одевать мужа и мыть ему белье только до тех пор, пока он с нею живёт. Раз муж изменил ей, сошелся с другою, первое, что баба делает, это отказывается одевать его: «Живешь с ней, пусть она тебя и одевает, а я себе найду».

И далее:

«Отношения между мужчинами и женщинами у крестьян доведены до величайшей простоты. Весною, когда соберутся батраки и батрачки, уже через две недели все отношения установились, и всем известно, кто кем занят. Обыкновенно раз установившиеся весною отношения прочно сохраняются до осени, когда все расходятся в разные стороны с тем, чтобы никогда, может быть, не встретиться. Женщина при этом пользуется полнейшей свободой, но должна прежде бросить того, с кем занята, и тогда она уже свободна тут же заняться с кем хочет. Ревности никакой. Но пока женщина занята с кем-нибудь, она неприкосновенна для других мужчин, и всякая попытка в этом отношении какого-нибудь мужчины будет наказана – товарищи его побьют. На занятую женщину мужчины вовсе и не смотрят, пока она не разошлась с тем, с кем была занята, и не стала свободна».

Думается, и на эти суждения Энгельгардта оказало влияние то, что он имел дело преимущественно с наёмными работниками, батраками, не ведущими собственного хозяйства. Если бы он сказал не «отношения между крестьянами», а «отношения между батраками и батрачками доведены до простоты», он был бы ближе к истине. Наверное, среди основной массы крестьянства нравы были гораздо строже. Но продолжу изложение его заметок.

И снова о женщинах:

«…У баб индивидуализм развит ещё более, чем у мужиков, бабы ещё эгоистичнее, ещё менее способны к общему делу – если это не общая ругань против кого-либо, – менее гуманны, более бессердечны… Баба не надеется ни на свой ум, ни на силу, ни на способность к работе, баба всё упование свое кладёт на свою красоту, на свою женственность, и, если раз ей удалось испытать свою красоту – конец тогда… За деньги баба продаст любую девку в деревне, сестру, даже и дочь, о самой же и говорить нечего. «Это не мыло, не смылится», «это не лужа, останется и мужу», рассуждает баба… А проданная раз девка продаст, лучше сказать, подведёт, даже даром, всех девок из деревни для того, чтобы всех поровнять. Охотники до деревенской клубнички очень хорошо это знают и всегда этим пользуются. Нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок (или, как у Некрасова в стихотворении, ставшим народной песней, «бирюзовый перстенёк»), при известных обстоятельствах, лишь бы только никто не знал, лишь бы шито-крыто, делают всё. Да и сами посудите: подёнщина на своих харчах от 15 до 20 копеек… Что же значит для наезжающего из Петербурга господина какая-нибудь пятёрка, даже четвертной, даже сотенный билет в редких случаях. Посудите сами! Сотенный билет за то, что не омылится, и 15 копеек за подёнщину. Поставленные в такие условия, многие ли чиновницы устоят?»