Провидец Энгельгардт - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Антонов cтр.№ 23

Часто же сборщики подати заключают своего рода контракт с местными кулаками: кулак выплачивает недоимки за крестьян, а чиновники предоставляют ему право бесконтрольно собирать потом крестьянские долги либо личным трудом должников, либо их будущим урожаем. (Что-то напоминающее историю с винными откупами. – М.А.)

Мне тут недавно высказывали, мол, крестьянин добровольно ведь брал в долг у кулака. Так вот вам эта добровольность: или падай в ноги кулаку, или давай задаром тёлку или жеребчика, да заголяй спину под розги.

Сегодня также часто удивляются, мол, ну взял у кулака разок в долг, так после отдачи свободен, где кабала? Наумов подробно поясняет, почему из такой долговой кабалы было так трудно освободиться, что она иногда становилась пожизненной. «Допустим, что у него благодарный урожай, который при других обстоятельствах мог бы поправить его хозяйство продажею избытка хлеба в посторонние руки по существующим на него ценам. Но внесший за него подать крестьянин не допустит его до этой продажи и, по цене, всегда самовольно назначаемой, заберёт хлеб в свою пользу, в выплату долга. Допустим, что бедняк избытком хлеба уплатил весь долг ему; но наступает новый сбор податей – и у него снова нет средств внести их, так как весь его заработок употреблён на выплату старого долга, и снова поневоле он прибегает к помощи своего благодетеля…»

Более того, Наумов упоминает продажу должников в работу на приисках, рыбном промысле. Почти рабство.

Подытоживая свои наблюдения, писатель делает вывод, что кулацкий промысел – зло, разъедающее экономическое благосостояние народа и его нравственность.

Непроизводительный доход с кулацкого капитала таким образом тормозил развитие хозяйства, – зачем улучшать агротехнику, внедрять новое, если к услугам кулака толпа бесплатной рабочей силы?

Процесс развития кулачества от его зарождения до его ликвидации, как класса, изучил историк Борис Юлин. В его рассказе ^[1] кулак, начинавший свою карьеру путь как ростовщик, закончил её как главарь организованной преступной группировки, состоявшей из подкулачников.

Книга Энгельгардта, подцензурная, тем не менее, ясно говорила о том, что данный царский и помещичий строй обречён и падёт в недалеком будущем. Но это не означало, что крестьяне выступали против монархии, за республику и пр. Они желали установления строя народной монархии, хотя вряд ли кто-нибудь из них смог бы изложить, как он будет выглядеть.

Размышляя над картинами всеобщего разорения пореформенной российской деревни, А.И. Энгельгардт пришёл к выводу, что ни система помещичьего землевладения, ни фермерство, ни царство кулаков, не говоря уж об арендаторах и лакеях, не имеют будущего. Но мало раскритиковать все существующие системы землепользования, надо показать, что же должно прийти им на смену. Читателям казалось: кто же сделает это лучше Энгельгардта, который добился процветания своего имения? Так каким же должно быть идеальное, по его представлениям, хозяйство?

У Энгельгардта такой идеал был, и идеал особый, ни на что прежде существовавшее не похожий. Но он понимал, если изложить его в первых же письмах, то сам публицист попадёт в число беспочвенных фантазёров. Следовательно, нужно, во-первых, подготовить к своему откровению читателей, а, во-вторых, добиться в своём хозяйстве таких блестящих результатов, которые показали бы всем, что имеют дело с серьёзным, опытным, мудрым хозяином. В первые годы он в своих письмах мог лишь рисовать правдивую картину состояния деревни, что наблюдал своими глазами. Но успехов сначала не было, у него не было денег даже на самое необходимое, даже на белый хлеб для себя и семьи. С каждым годом основа для успехов становилась всё более прочной. И всё же пока ему приходилось, как я полагаю, набраться терпения и стиснув зубы, шаг за шагом идти к своей цели.

Прежде всего, он понял, что ему нужно строить свое хозяйство на совершенно иных началах («без капитала»). И что вести жизнь помещика, требующую множества прислуги, ему не по средствам, да и не получится из него хозяина, если вести хозяйство через приказчика, эконома.

У Энгельгардта введение новой системы земледелия (и вообще хозяйствования) началась сразу же после его приезда:

«Только что прошел слух… о том, что в Батищево приехал на житьё барин… ко мне начали являться различные люди наниматься в ключники, буфетчики, повара, кучера, лакеи, конторщики, ключницы, экономки, прачки, горничные. Все думали, что я… обзаведусь, то есть возьму экономку, куплю прежде всего лошадей, парадную сбрую, экипаж. Каково же было удивление всех, когда я перевёл старосту в (барский) дом, поручил жене его (Авдотье) готовить мне кушанье, взял для прислуги и работ молодого крестьянина, завёл всего одну лошадь, стал разъезжать одиночкой, дома никакого не устраивал, но увеличил количество скота, стал расчищать луга, сеять лен… Как я ни жался, как ни старался сократить свой штат, но всё-таки еще… значительная часть дохода идет на содержание людей… Езжу в телеге или на бегунках, не только сам правлю лошадью, но подчас и сам запрягаю, ем щи с солониной, борщ с ветчиной, но нескольку месяцев не вижу свежей говядины и рад, если случится свежая баранина, восхищаюсь песнями, которые «кричат» бабы, и пляскою под звуки голубца…»

Неумение обходиться без прислуги «было одною из причин разорения небогатых помещиков, не умевших после «Положения» (об освобождении крестьян) повести свою жизнь иначе, чем прежде, было одною из причин, почему помещики побросали хозяйства и убежали на службу. Поселившись в деревне, я повёл жизнь на новый лад.

По хозяйству – молочное дело, выпойка телят и пр. – учить её (Авдотью) мне было нечему: я сам у неё учусь и должен сознаться, что от нее научился гораздо большему, чем по книгам…»

Он ещё более утвердился в своём решении «жить по-новому» после разговора с умным и опытным крестьянином, Степаном. Степан говорил:

«– Теперь ещё лучше можно хозяйничать, чем прежде, когда были крепостные… делайте так, чтобы и вам было выгодно, и мужику был выгодно, тогда у вас всё пойдет хорошо.

– Да как же это сделать?

– Хозяином нужно быть для этого. Коли сделаетесь хозяином, так и будет всё хорошо, а если хозяином не можете сделаться, так не стоит и в деревне жить. По-деревенски только всё делайте, а не по-петербургски. Здесь иначе нельзя, сами увидите».

В чём заключалось умение хозяйствовать по-деревенски, а не по-петербуржски и не по-немецки? Степан же показал это на наглядном примере.

Энгельгардт пожаловался, что крестьяне за поправку прорванной плотины у пруда требуют сто рублей, тогда как работа не стоит и тридцати.

«– Зачем вам нанимать? Просто позовите на толоку: «из чести» к вам все приедут, и плотину, и дорогу поправят. Разумеется, по стаканчику водки поднесёте.