Сцену сменила другая. Поперек комнаты галопом мчались кони, поднимались облака пыли, и Флора едва не задохнулась – настолько правдоподобной была иллюзия. Казалось, хозяйка комнаты скорчилась под маленьким квадратным навесом потолка посреди бескрайней прерии.
Затем появился скот – стадо животных с обезумевшими глазами. Мыча, встряхивая рогами и грохоча копытами, они нахлынули на женщину, словно бескрайний поток, обтекая ее слева и справа. Флора закричала, зажмурила глаза, вслепую кинулась к стене и нащупала выключатель.
Шум стих. Флора выдохнула с облегчением, в голове гудело. Она была на грани обморока. Нужно прилечь, подумала она… Стены закружились вокруг нее, свечение постепенно ушло, стало темно. Флора опустилась на пол.
Позже, через несколько минут, а может, и часов – узнать было неоткуда – Флора села. Под ней лежала тянувшаяся во всех направлениях, насколько мог видеть глаз, плоскость выложенного плиткой пола. На этой пустынной равнине в пятнадцати футах друг от друга скорчились, чего-то ожидая, бесчисленные женщины с запавшими глазами.
Флора поймала взгляд ближайшего отражения, и незнакомка уставилась на нее. Она слегка склонила голову, пытаясь поймать следующее отражение, но как бы быстро она ни двигалась, ближайшая женщина опережала ее, всегда оказываясь между ней и остальными. Флора повернулась к другой стене – женщина с холодными глазами охраняла и этот ряд.
– Пожалуйста – услышала Флора свой умоляющий голос, – пожалуйста, пожалуйста…
Она прикусила губу и зажмурилась. Нужно взять себя в руки. Это не более чем зеркала, она это знает. Не более чем зеркала. Все другие женщины – только отражения. И эти, враждебные, которые перекрывают всех остальных, – лишь она сама, отраженная в стенах.
Она открыла глаза. В блестящих стенах есть стыки, нужно их найти, и тогда иллюзия бесконечной равнины распадется. Вот она – тонкая, словно волосок, черная линия, протянувшаяся от пола до потолка. Это угол комнаты. Она не потерялась в бесконечности плачущих женщин посреди бескрайней пустыни, она в собственной квартире, одна. Флора повернулась, нашла другие углы. Каждый на своем месте, каждый хорошо виден, с ними все понятно.
Но почему они по-прежнему выглядят как волоски, разделяющие одинаковые квадраты комнат, в каждой из которых сидит безмолвная печальная обитательница?..
Флора закрыла глаза, борясь с очередным приступом паники. Она поговорит с Гарри. Как только он вернется домой – осталось всего несколько часов, – она все ему объяснит.
«Я больна, Гарри. Тебе придется отправить меня туда, где я буду лежать в настоящей кровати с простынями и одеялами, у открытого окна, и смотреть на поля и леса. Кто-нибудь добрый принесет мне поднос с тарелкой супа, настоящего супа, сваренного из настоящей курицы, настоящий хлеб, а может, даже стакан молока и салфетку из настоящей ткани…»
Нужно бы найти кровать, развернуть ее и отдохнуть до прихода Гарри. Но Флора чувствовала себя страшно уставшей. Лучше подождать здесь, расслабиться, не думать о необозримом пространстве и других женщинах, ждущих вместе с ней.
Она заснула.
Проснувшись, она села, сбитая с толку. Ей привиделся сон…
Но как странно! Стены ячейки-блока стали прозрачными, она видела остальные квартиры, простиравшиеся во все стороны. Она кивнула – так ей и казалось. Каждая комната была пустой и безликой, как ее собственная. А Гарри ошибался. У всех есть четыре «Полностена». И другие женщины – другие жены – были заперты, как и она, в этих жалких клетках. Все они старели и были больны, все поблекли, тоскуя по свежему воздуху и солнечному свету. Она кивнула, и женщина в соседней квартире сочувственно кивнула в ответ. Остальные женщины тоже закивали: все были согласны с ней, бедняжки.
Когда вернется Гарри, она ему покажет, как обстоит дело. Он поймет, что «Полностена» недостаточно. Такие есть у всех, но люди несчастливы. Когда вернется Гарри…
Уже скоро, Флора знала это. После стольких лет ей не требовалось смотреть на часы, чтобы сказать: Гарри вот-вот появится. Нужно встать, привести себя в порядок. Она неуверенно поднялась на ноги. Отметила про себя, что другие жены тоже начали готовиться, явно в ожидании своих мужей: засновали по комнатам, открывая шкафы в полу, переодеваясь, поправляя волосы. Флора подошла к панели набора еды; остальные жены вокруг нее развернули столы и начали набирать ужин. Флора попыталась разглядеть, что выбрали они, но было слишком далеко. Она рассмеялась: женщина в соседней квартире вытянула шею, любопытствуя, что готовит ОНА. Соседка тоже рассмеялась. Вот молодчина.
– Моркапироги, – оживленно произнесла Флора. – Пародимусс, кофлет…
Готово. Флора повернулась к стене-двери и принялась ждать. Ужин уже на столе, Гарри будет доволен. После еды она поговорит с ним о своей болезни…
А она смотрит на правильную стену? Линия, обозначавшая дверь, была совсем тонкой, практически невидимой. Флора рассмеялась, представив, как входит Гарри – и видит, что она таращится не на ту стену.
Она повернулась и заметила какое-то движение слева, в соседней квартире. Там открылась дверь, вошел человек. Соседка двинулась ему навстречу…
Навстречу Гарри! Это был Гарри! Ее четыре стены сверкали пустотой, а вокруг нее другие жены приветствовали Гарри, усаживали его за стол, предлагали кофлет…
– Гарри! – закричала она, бросаясь на стену. Та отбросила ее. Она подбежала к другой стене, забарабанила по ней кулаками с воплем: – Гарри! Гарри!
Во всех других квартирах Гарри жевал, кивал, улыбался. Другие жены суетились вокруг него, грациозно брали кусочки со своих тарелок. И никто из них – ни один человек – не обращал на нее ни малейшего внимания…
Она стояла посреди комнаты, уже не крича, лишь беззвучно всхлипывая. Она была одна внутри этих четырех стен, сомкнувшихся вокруг нее. Бесполезно взывать к кому бы то ни было.
Сколько бы она ни кричала, сколько бы ни билась о стены, сколько бы ни звала Гарри – никто ее не услышит.
Черный день для паразитов
Перевод В. Ковалевского
Картер Гейтс, судья третьего участка города Уиллоу-Гроув, доел сэндвич из булки с куриным паштетом, старательно скомкал промасленный пакет, повернулся, чтобы бросить его в мусорную корзину, стоявшую позади кресла, и… окаменел.
Из окна своего кабинета, помещавшегося на втором этаже, он увидел, как нечто, похожее на цветочный лепесток бледно-бирюзового цвета футов сорока длиной, медленно опускалось на землю между аккуратными клумбами петуний, что на лужайке перед зданием суда. В верхнем (или черенковом) конце корабля отскочила полупрозрачная розовая панель, и оттуда неспешно поднялось тонкое изящное существо, внешним видом напоминавшее большую лиловую гусеницу.
Судья рванулся к телефону. И уже через полчаса он вещал местным официальным лицам, тесной кучкой сбившимся вокруг него на лужайке:
– Друзья! То, что эта штуковина обладает разумом, видно даже идиоту.