– То, что я скажу, не пойдет вам на пользу.
– Об этом я буду судить сам.
Он кинул на меня лукавый взгляд:
– Позвольте сначала задать один вопрос, Флорин. Как вы переместились из своей комнаты – в довольно-таки захудалом отеле, насколько мне помнится, – в правительственную резиденцию? Да и вообще, как вы попали в отель?
Я задумался. Я помнил свой номер. Ну да, захудалый отель. Я попытался вспомнить подробности регистрации, лицо дежурного. Ничего. Должно быть, что-то отразилось на моем лице завзятого игрока в покер, поскольку Барделл криво усмехнулся:
– Чем вы занимались вчера, Флорин? Каким было ваше последнее дело? А ваши старые родители и долгое счастливое детство? Расскажите о них.
– Это может быть остаточным эффектом той дряни, – пробормотал я, чувствуя, как язык буквально распухает во рту.
– В фотографической памяти Флорина, кажется, есть несколько маленьких пробелов, – присвистнул экс-сенатор. – Как называется ваш родной город, Флорин?
– Чикаго, – проговорил я; слово прозвучало чуждо и непривычно, словно было иностранным.
– А где это? – с озадаченным видом спросил сенатор.
– Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если вы не переместили его.
– Лос-Анд… Вы имеете в виду – в Калифорнии? На Земле?
– Это вы так предположили, – сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который обнаружился на том месте, где раньше был мой язык.
– Так, кое-что проясняется, – пробормотал он. – Соберитесь с духом, коллега. Сейчас вы испытаете шок.
– Ладно, – ответил я. – Только помните о моем больном сердце.
– Мы сейчас не на Земле, а на Грейфелле, четвертой планете системы Волк-девять, в двадцати восьми световых годах от Солнца.
– Вот как, – сказал я, и эти слова показались мне такими же пустыми внутри, как елочные игрушки. – Полный переворот. Не к нам вторглись чужаки, а мы вторглись к ним?
– Вы не должны верить мне на слово, Флорин. – Он почти не шевелил губами, поэтому его речь стала немного невнятной… или из-за чего-то другого? – Посмотрите вокруг. Растения. Разве они похожи на земные? Вы еще не заметили, что сила тяжести здесь на восемнадцать процентов меньше, а воздух богаче кислородом? Взгляните на Солнце – это желтый гигант в четырехстах миллионах километрах от планеты.
– Ну ладно. Мой старый отец – если у меня вообще был старый отец, – всегда говорил, что нужно смотреть истине прямо в глаза, какой бы она ни была. Вы не очень-то помогли мне. Давайте все прояснять, Барделл. Кто-то немало похлопотал, чтобы переместить меня в место под названием Грейфелл либо создать довольно убедительные декорации. Должна быть причина. Какая же?
Он взглянул на меня так, как хирург смотрит на больной орган, прежде чем отрезать его.
– Вы не ведаете, что творите. Вы из кожи вон лезете, но все не то, чем кажется…
– Не говорите мне о том, чем все этоне кажется. Говорите, что есть на самом деле…
– Я не могу. – У него было что-то в руках, и он играл этой штукой, блестящей, с кнопками и кристаллом на конце, на который трудно было глядеть. – Я был терпелив с вами, Флорин, – продолжал он, но голос его заскользил куда-то вдаль, слова лились все быстрее и быстрее, как на пластинке, пущенной с высокой скоростью.
В голове все сильнее пульсировала боль, перед глазами все плыло. Я попытался схватить нечеткую фигуру, но та скользнула назад, оказавшись вне пределов досягаемости. Я увидел, как что-то вспыхнуло в ярком солнечном свете, и услышал обрывок фразы:
– …Простите, Флорин…
А затем вокруг взорвалась тьма, сначала желтая, затем розовая, и я снова оказался в кузове грузовика, который взлетел на вершину утеса и ринулся в пропасть, заполненную удаляющимся громом…
6
– Мистер Флорин, – раздался легкий, как перышко, голос. – Вы создаете для всех нас нечто вроде проблем.
Я открыл глаза. Парень со змеиной головой подарил мне безгубую улыбку и выпустил дым из безносых ноздрей, блестя глазами без век. Он удобно устроился в шезлонге, набросив на плечи оранжевое полотенце. Цвет его желтых шорт мне что-то напоминал, но я не мог уловить, что именно.
– Уже кое-что, – сказал я и тоже устроился в шезлонге.
Между нами был столик с сине-белым зонтиком. За террасой была полоса белого песка: точь-в-точь морской берег, вот только моря не было и в помине. Я старался не пялиться на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, бледно-серую грудь с выступающими ребрами и крошечными темно-красными пятнышками, на тонкие пальцы ног в широких сандалиях. Не глядя на меня, он издал тихий кудахчущий звук, который мог означать смех.
– Простите, – сказал он. – Я считаю ваше любопытство удивительным. Подозреваю, что если бы вас вздумали растворить, вы бы вытягивали шею, чтобы прочитать название растворителя.
– Просто безвредная эксцентричность, – возразил я. – Такая же, как ваши вкусы в одежде.
– Вы гордитесь своим самообладанием, – сказал он, уже не так радушно. – Но что, если ваше хладнокровие столкнется с испытаниями, слишком тяжелыми, чтобы их вынести? Что тогда, а?
Он поднял руку и щелкнул пальцами. Вокруг него взметнулся огонь, а улыбка, слегка колебавшаяся в жарком воздухе, замерцала; казалось, ко мне рванулись языки пламени. Я ждал, отчасти из-за паралича, отчасти из-за того, что не верил ему. Он снова щелкнул пальцами, вокруг нас возникла зеленая вода и сомкнулась над нашими головами; на ее поверхностном слое искрилось солнце. Между нами проплыла рыбка, он небрежно отогнал ее и снова щелкнул пальцами. Падал снег, толстый слой которого уже лежал на столе. Из его носа при каждом выдохе веером вылетали ледяные кристаллики.
– Неплохо, – одобрил я. – Не пробовали практиковаться в карточных фокусах?
Он счистил с лица лед и соединил кончики пальцев.
– Вас ничего не впечатлило, – буднично сказал он. – Манипулирование Вселенной совсем ничего не значит для вас?
Я притворился, что зеваю, но это перешло в настоящий зевок.
– Вселенной? – сказал я. – Или моими глазами?
– Гм… Вы удивительное создание, Флорин. Чего вы хотите? Какие у вас мотивы?
– А кто спрашивает?
– Можете называть меня «Дисс».
– Я не об этом.
– Просто считайте, что… есть и другие заинтересованные стороны, помимо известных вам. Вы действуете на более обширной сцене, чем предполагали. И должны вести себя осмотрительно.
Я снова зевнул.
– Я устал, – сказал я. – Я уже давно не спал, не ел, не занимался любовью – не делал ничего, только выслушивал всяких притворщиков, намекавших на большое дело: мол, лучше быть заодно с ними и держать нос в чистоте. Кто вы, Дисс? На кого работаете? Вы в самом деле похожи на крокодила или это лишь продолжение моих галлюцинаций?