– Но, Барни… – Галли, кажется, не знал, плакать или смеяться. – Что ты имеешь в виду?
– Продай моих сервов, – сказал я. – Весь мой гардероб. Кончилось время, когда я был парой камер, глядящих на мир из ходячего чучела, и врал себе, что я живой.
– Ну да, Барни, но парень с такими развлечениями, как у тебя, – горные лыжи, гонки на джетбордах, серфинг, затяжные прыжки с парашютом… Ты не можешь так рисковать! У тебя всего одно органическое тело!
– Сегодня вечером, Галли, я кое-что узнал. Чтобы превратить трапезу в пир, нужен настоящий человеческий аппетит. Отныне я буду все делать сам. Гонка параметров – это, наверное, нормально, но есть вещи, для которых необходимо органическое тело.
– Это еще какие?! – возопил Галли и продолжил нудеть в том же духе. Но я его не слушал. Я был слишком занят, наслаждаясь прикосновением теплых, мягких, человеческих губ к моим губам.
Крушители планет
К. Королева
1
В обшарпанном номере прежде роскошной гостиницы «Отумпуа гранд-палас» Джек Уэверли натянул грубое шерстяное одеяло по самые уши и изготовился ко сну.
Где-то по соседству перешептывались. Где-то скрипели доски. Ветер задувал в плохо закрытое окно, и стекла дребезжали. Опущенные жалюзи негромко клацали. В номере наверху постоялец ходил из угла в угол – три шага туда, дзинь, три шага обратно, дзинь…
«Чтоб тебя, – подумал Уэверли. – Да хватит уже шастать, спать ложись».
Он повернулся на другой бок и подмял подушку, будто битком набитую пылью. За перегородкой кто-то насвистывал странный, немелодичный мотивчик. В номере было жарко. Одеяло кололось. У соседней двери в коридоре что-то оживленно обсуждали вполголоса. Уэверли разобрал слова «магма» и «разлом Сан-Андреас».
– Геология в десять минут первого ночи? – спросил он у пятнистых обоев на стене.
Наверху негромко скрипнули пружины кровати.
Уэверли сел и уставился в потолок:
– Кажется, портье уверял, что надо мной будет только крыша.
Высказав эту претензию, он снял трубку телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке. Прерывистый гудок длился пять секунд, потом в ухо что-то щелкнуло.
– Алло? – позвал Уэверли. – Эй, алло?
Тишина. Ни звука.
– Единственный отель в городе, вот и наслаждайся, – проворчал Уэверли.
Он выбрался из кровати, подошел к высокому окну, поднял жалюзи. На кирпичную стену напротив, в десяти футах через дворик, падало пятно тусклого света из соседнего окна.
Шевельнулись две тени. Одна, высокая, стройная и длиннорукая, напоминала гигантскую птицу с хохолком на голове и забавными брыжами под изогнутым клювом. Вторая походила на вывернутый наизнанку полип и размахивала десятком шупалец со множеством пальцев; сразу в нескольких было зажато по курящейся сигаре.
– Игра света, – твердо сказал себе Уэверли.
Он закрыл глаза, помотал головой, прогоняя наваждение. Снова выглянул в окно и увидел, что соседи погасили свет.
– Ну вот.
Подняв раму, он высунулся наружу. Лунный свет падал на идущую между кирпичных зданий аллею внизу. Ржавая пожарная лестница уводила на крышу. Высунувшись еще дальше, Уэверли рассмотрел подоконник верхнего окна.
– Темно, – подытожил он. – Хм!
Внезапно и глухо лязгнул металл, донесся исполненный страдания стон.
– Это не твое дело, приятель, – успокоил себя Уэверли. – Но раз заснуть все равно не получается…
Он вылез в окно, уцепился за пожарную лестницу и посмотрел наверх.
Что-то белое затрепетало у него перед глазами. Он шарахнулся, но сообразил, что это край занавески из открытого окна. Неожиданно в глубине верхнего номера зарыдала женщина. Уэверли приподнялся ровно настолько, чтобы заглянуть в окно.
– Э-э… Я могу чем-то помочь? – спросил он осторожно.
Ответом была долгая тишина. Затем приятный женский голосок произнес:
– Кто здесь?
– Уэверли, мадам. Джек Уэверли. Так я могу чем-то помочь?
– Вы от Службы?
– Я числюсь в МКСЗ. – Уэверли выговорил это сочетание букв как «эмкасиз». – Это международная…
– Слушайте внимательно, Уайвери, – перебила женщина. – Сколько бы он вам ни платил, я удвою ставку. А позже вы узнаете, что Служба умеет быть благодарной.
– Мне не нужно платить за спасение дам, угодивших в беду, – возразил Уэверли. – Э-э… Я могу войти?
– Ну конечно! Поторопитесь, не то кто-нибудь из этих противных гимпов выйдет прогуляться во двор и заметит вас!
Уэверли быстро перелез через подоконник. Стало понятно, что номер представлял собой крошечную каморку с низким потолком. Вся обстановка, похоже, сводилась к смутно различимой койке у дальней стены. Оттуда изящно помахали рукой, и Уэверли двинулся в том направлении.
– Молекулярный дизассоциатор у вас при себе? – требовательно справился мелодичный голосок. – Времени осталось в обрез.
– Кхе… Боюсь, что нет. Я…
– Они собираются запихнуть меня в мой собственный твилфер, установить варператор на два с половиной варпа и зашвырнуть к Нептуну, – пожаловалась неразличимая в темноте женщина на одном дыхании. – Что за варварская жестокость, сами посудите!
Уэверли двигался на ощупь.
– Прошу, дорогуша, успокойтесь, не надо злиться.
Он добрался до койки, и тут его пальцы нащупали железное кольцо на одной из ножек. Пошарив в темноте, он наткнулся на увесистый прямоугольный замок.
– О господи! Я и подумать не мог, что… Да как…
– Все верно, меня приковали к кровати. – Женский голосок слегка дрогнул.
– Но это возмутительно! Это же преступление!
– Они в отчаянии, Уайвери! Более того, они зашли настолько далеко, что их теперь остановят только самые решительные меры.
– Думаю, надо известить власти, – выпалил Уэверли. – Я немедленно позвоню!
– Каким образом? Вас не соединят.
– Ах да, я и забыл, что телефон не работает.
– И потом, я сама власть, – изрекла женщина совершенно обескураженным тоном.
– Вы? Простая девушка?
Пальцы Уэверли коснулись чего-то прохладного, напоминавшего на ощупь упругий резиновый коврик.
– Во мне триста семьдесят фунтов, если мерить на земном экваторе, – сурово известила женщина. – Кроме того, так уж вышло, что у нас, форплишеров, матриархальное общество!
Бледная тень шевельнулась, поднялась со скомканного постельного белья. Голова размером с корыто оскалилась в широченной улыбке, причем губы – и это пугало – находились выше пары тусклых карих глаз. Рука, на которой Уэверли навскидку насчитал минимум девять пальцев, взъерошила губкообразную массу оранжевых волокон поверх круглого лица. Уэверли сначала впал в ступор, а затем издал сдавленный вопль.