– Шолто тонет.
– Слуа не тонут. Если он слишком сидхе - так пусть
тонет.
– Он тебя любит, - сказала я.
Она фыркнула, заплевав кровью собственный подбородок.
– Не настолько, чтобы не мечтать о плоти сидхе в своей
постели.
Не поспоришь.
Острие кинжала подрагивало у моей щеки.
– А ты насколько сидхе? Хорошо вылечиваешься?
Я решила, что вопрос риторический, и отвечать не стала.
Помрет она от своих ран раньше, чем прикончит меня - или у нее все заживет?
Она харкнула кровью на камни и как будто задумалась о том
же, что и я. Потянув за волосы, она повалила меня на спину, подтащила ближе к
себе. Сопротивляться было бесполезно - с такой силой мне не совладать. Карга
улеглась на меня и приставила кинжал мне к шее. Я обеими руками схватила ее
руку: мускулы дрожали от усилия не дать ей проткнуть мне горло.
– Такая слабачка, - выдохнула она мне в лицо. - И
почему мы подчиняемся сидхе? Если б я не умирала, фиг бы ты меня удержала.
– Я полукровка, - сдавленным от напряжения голосом
сказала я.
– Ты достаточно сидхе, чтобы он тебя хотел, - прорычала
она. - Так сияй же! Покажи мне эту дивную магию Благих. Покажи, чего ради мы
вам подчиняемся!
Она сделала роковую ошибку. Напомнила, что я и правда владею
магией. Магией, которой больше не владеет никто.
И я призвала свою Руку Крови. Постаравшись не думать, что
могла это сделать раньше - до того, как карга добралась до Шолто.
Рука Крови - это значит, что я могу вызвать кровотечение из
любого, даже крошечного пореза, не то что из этих ран, и она истечет кровью до
смерти. В моем теле загорелся свет. Я засияла сквозь кровь, которой на меня
капала карга. И прошептала:
– Нет, Сенья, не магию Благих. Магию Неблагих. Истеки
кровью!
Она не сразу поняла: все пыталась воткнуть нож мне в горло,
а я еле-еле удерживала ее на расстоянии. Она так вцепилась мне в волосы, что
когти до крови пробороздили кожу головы. Я крикнула: «Теки!», - и кровь
наполнила ее раны.
Кровь полилась на меня потоком, горячая - горячей, чем моя
собственная кожа. Я отвернулась, чтобы кровь не залила глаза. Руки стали
скользить, и я испугалась, что не удержу нож Сеньи, что она пробьет мою защиту
до того, как истечет кровью. Кровь лилась и лилась. Может ли карга истечь
кровью до смерти? Может она умереть от потери крови или нет?! Я не знала.
Кончик ножа болезненным укусом проткнул кожу на горле. Руки
дрожали от усилия. Я завопила:
– Истекай кровью!
Я захлебывалась ее кровью, а нож продвинулся еще на
миллиметр. Легкий, совсем легкий укол, еще даже не рана - но скоро будет.
Но ее рука ослабила нажим, отдернулась. Я заморгала сквозь
кровавую маску: глаза у карги расширились от изумления. Горло ей проткнуло
белое копье.
Над каргой, обеими руками держа копье, стоял Шолто. Повязки
с него куда-то делись, открыв страшную рану. Одним резким движением он выдернул
копье - кровь забила из горла карги фонтаном.
– Теки, - прошептала я.
Карга рухнула в алую лужу, но кинжала из рук не выпустила.
Шолто воткнул копье ей в спину. Сенья забилась в судорогах,
разевая рот, скребя руками и ногами по голым камням.
Только когда она совсем затихла, Шолто вытащил копье. Он
заметно шатался, но все же подхватил концом копья и зашвырнул в море кинжал
карги. А потом рухнул на колени возле ее тела, опершись на копье как на посох.
Я уже не светилась, подползая к нему - усталая, раненая,
залитая кровью врага. Я встала на колени рядом с ним, на окровавленной скале, и
тронула его за плечо, словно хотела убедиться, что он настоящий.
– Я видела, как ты утонул.
Он вряд ли толком меня видел, но ответил:
– Я сидхе и слуа. Мы не тонем. - Тут он закашлялся так,
что сложился вдвое, изо рта полилась вода. - Но больно было смертельно.
Я его обняла - он дернулся, он весь был покрыт ранами,
старыми и новыми. Пришлось обнимать осторожней. Я прильнула к нему, перемазывая
в крови Сеньи.
– У меня в руках костяное копье. Когда-то у нашего
народа оно было одной из королевских регалий.
Голос Шолто стал хриплым от кашля.
– А откуда оно взялось? - спросила я.
– Ждало меня на дне озера.
– А где мы вообще?
– Это Костяной Остров. Он был сердцем нашего сада, только
давно ушел в легенды.
Я потрогала скалу, которую считала каменной, и поняла, что
он прав. Камень-то камень, но когда-то он был костью. Остров был сложен из
окаменелостей.
– Для легенды он вполне материальный, - заметила я.
Шолто выдавил улыбку.
– Что, во имя Дану, с нами делается, Мередит? Что
происходит?
Густо и сладко запахло розами. Шолто поднял голову,
оглядываясь по сторонам.
– Пахнет травами.
– А мне - розами, - тихо сказала я.
Шолто взглянул на меня.
– Что происходит, Мередит? Как мы здесь очутились?
– Я молилась.
– Не понимаю, - нахмурился он.
Запах роз усилился, я словно посреди цветущей поляны
оказалась. В руке у меня, в той, которой я обнимала Шолто за голую спину,
появилась чаша.
Он отдернулся как от ожога. И повернулся слишком быстро -
должно быть, потревожив рану на животе, потому что сморщился и с шумом втянул
воздух. Он упал на бок, но копье из руки не выпустил.
Я подняла серебряно-золотую чашу к свету. И правда, теперь
здесь был свет. Солнечный свет сверкал на чаше и согревал мне кожу.
Хоть убейте, не помню, был ли здесь свет минуту назад.
Наверное, я спросила бы Шолто, но он впился взглядом в предмет у меня на
ладони, шепча:
– Быть не может.
– Может. Это чаша.
Он мотнул головой.
– Как?…
– Она мне приснилась. И Аблойков кубок из рога тоже
приснился, а когда я проснулась - они лежали рядом.
Он тяжело оперся на копье и потянулся к сияющей чаше - но,
хоть я и протянула чашу ему навстречу, пальцы его остановились, не тронув ее,
будто он боялся ее коснуться. Что напомнило мне, как много может случиться,
если я дотронусь чашей до кого-то из моих мужчин. Но мы ведь в видении? А если
так, то насколько все по-настоящему?
Я посмотрела на тело Сеньи, ощутила засыхающую на коже ее
кровь. Так по-настоящему это все, или только виденье?
– А видения не настоящие? - спросил женский голос.