– Даже если это уже кому-то удалось, к нашей судьбе это ровным счетом никакого отношения не имеет, – буркнул Чидамбаран. – Лучше воспринимать все с юмором. Так легче. Веселее.
– Веселья – хоть отбавляй! – хмыкнул Ленкай.
Стук их подошв по ступеням винтовой лестницы эхом отскакивал от переборок и уносился вверх по пролетам. Они вместе возвращались с нижней палубы, где профессор Нильссон совещался с Фоксе-Джемисоном и Чидамбараном относительно конструкции большой кристаллической дифракционной решетки.
– Тебе-то легче, – отозвался пилот. – У тебя настоящее дело. Мы все зависим от вашей бригады. Если вы не сумеете собрать новые приборы… Господи, пока мы не доберемся до планеты, где понадобятся космические челноки и самолеты, – на что я нужен?
– Ты помогаешь нам в сборке приборов. Не делай ты этого, мы бы до сих пор корпели над чертежами, – возразил Чидамбаран.
– Да, я вызвался помогать, – кивнул Ленкай. – Только ради того, чтобы не болтаться без дела. Прости, – взяв себя в руки, извинился Ленкай. – Распускаться нельзя, я понимаю. Послушай, Мохандас, можно задать тебе один вопрос?
– Спрашивай.
– Ради чего ты полетел на «Леоноре»? Да, сейчас ты тут большая шишка, это понятно. Ну а если бы не стряслось беды… и вообще… разве ты не мог заниматься изучением Вселенной дома, на Земле? Ты же теоретик, насколько я знаю. Пусть бы такие, как Нильссон, занимались сбором информации.
– Знаешь, я вряд ли бы удовольствовался сообщениями с беты Девы. Мне показалось, что ученый моего ранга непременно должен испытать все на себе, обрести новый опыт, новые впечатления. Экспедиция сулила такие возможности – на Земле я ни за что такого не испытал бы. Не полети я, я бы, конечно, не слишком много потерял, ну а здесь… по крайней мере, голова у меня работает точно так же, как дома работала.
Ленкай потер подбородок.
– Слушай, – проговорил он. – Наверное, тебе и кабинки лечебного сна ни к чему, а?
– Наверное. Честно признаться, мне там скучно.
– А зачем же ты тогда туда ходишь, черт подери?
– Приказ. Мы все обязаны, так сказать, лечиться таким образом. Я попросил, чтобы меня от этого избавили. Но констебль Реймонт втолковал первому помощнику Линдгрен, что подобные исключения создадут опасный прецедент.
– Реймонт! Снова этот полицай!
– Он, может быть, прав, – возразил Чидамбаран. – Мне от этого вреда никакого нет, не считая того, что я отвлекаюсь от научных размышлений, ну да это, пожалуй, даже полезно.
– Завидую твоему спокойствию. Я так просто бешусь.
– Подозреваю, что и сам Реймонт себя силой в кабинку запихивает, – сказал Чидамбаран. – Я замечаю, он там бывает редко – по минимуму. Кстати, ты обращал внимание – он ведь, когда пьет, не пьянеет вовсе? Наверное, ему тоже худо, и он держит себя в узде, чтобы не поддаться тайным страхам.
– Да, он такой. Слышал, что он на прошлой неделе сказал? Я ведь всего-навсего позаимствовал немножко медной фольги. Что такого? Она ведь не пропала бы, я только переплавить хотел. Ну, не зарегистрировал, это верно, но все равно… А этот гад сказал…
– Ладно тебе, – урезонил товарища Чидамбаран. – Он был прав. Мы же не на планете, как-никак. Все, чем мы пользуемся, должно быть употреблено во благо. Расшвыриваться чем бы то ни было пагубно. Лучше не рисковать. И уж чего-чего, а времени для всяческой бумажной бюрократии у нас хоть отбавляй. Ну, вот мы и добрались, – с облегчением проговорил Чидамбаран, остановившись у двери, ведущей в общественные отсеки.
Друзья направились к комнате гипнотерапии.
– Приятных сновидений, Матиас, – пожелал другу Чидамбаран.
– И тебе того же, – откликнулся Ленкай. – Мне тут как-то такие кошмарики привиделись, – признался он. – Но и кое-что веселенькое бывало!
Звезд стало меньше. «Леонора Кристин» пока еще не перелетала от одной спирали галактики к другой, противоположной. Пока она продвигалась по области, которую можно было приблизительно охарактеризовать как «пустота». Поскольку потребляемая масса водорода понизилась, упала и скорость корабля. Явление это было исключительно временное, ведь тау держалось в области малых величин. Спад ускорения должен был продлиться всего несколько сотен космических лет. Но на обзорных экранах корабля на некоторое время воцарилась непроницаемая ночь.
И, надо сказать, кое-кому из членов команды это зрелище нравилось несказанно больше, чем слепящий свет звезд.
Наступила очередная годовщина Дня мира. Но и церемония, и последовавшая за ней вечеринка оказались совсем не такими оживленными, как можно было ожидать, хотя будничные заботы помогали отвлечься от тоски. На корабле преобладало настроение тихого протеста.
На празднество явились далеко не все. Элоф Нильссон, к примеру, сидел сиднем в каюте, которую они делили с Джейн Седлер, и уже не первый час корпел над эскизами и расчетами внешнего телескопа собственной конструкции. Почувствовав, что устал, он пробежал глазами библиотечный каталог в поисках какой-нибудь интересной книги и нашел захватывающий роман. Он так увлекся, что к тому времени, когда Джейн вернулась, оставалось дочитать немного.
Оторвавшись от книги, он посмотрел на Джейн красными от перенапряжения глазами. В каюте было темно, только слабо светился экран сканнера. Внушительная фигура Джейн казалась в полумраке еще более высокой.
– Господи! – вырвалось у него. – Уже пять утра!
– Заметил? Неужели? – криво усмехнулась Джейн, и Нильссон уловил запах виски и мускуса. Он открыл табакерку и взял понюшку табаку – табак был для него единственным предметом вожделения.
– Что такого? Мне же не нужно на вахту в три часа, – без тени смущения заявил Нильссон.
– Мне тоже. Я вообще своему начальнику сказала, что хочу попроситься в отпуск на недельку. Он меня отпустил. И правильно сделал. Попробовал бы отказать.
– Что за тон? Что ты себе позволяешь? А если все на корабле будут такие номера откалывать?
– Тетсуо Ивамото… то есть нет: Ивамото Тетсуо, вот как правильно будет. Японцы же сначала фамилию пишут, а потом имя, как и китайцы и еще кто-то, ну да… еще эти… венгры, представляешь? Нет, иногда, правда, они делают наоборот, ну это только так… дань уважения нам, невежественным европейцам… – Джейн явно утратила ход мысли. – Словом, он славный парень. Работать с ним – одно удовольствие. Он и без меня отлично управится. Почему бы мне не передохнуть?
– Все равно…
Она предостерегающе подняла указательный палец.
– Не смей меня отчитывать, Элоф, ясно? Слышишь, что я говорю? У меня уже твое п-пре-восход-ство вот где сидит! И не только п-превосходство. Много еще чего. Если бы у тебя в-все остальное б-было такое же в-вели-ко-леп-ное, как и твой… Н-ну все. Хватит. Ц-цветочки все увяли…
– Ты пьяна.
– Вроде да. Тебе бы тоже стоило напиться. Поч-чему ты не пришел, а?