На что способна умница - читать онлайн книгу. Автор: Салли Николс cтр.№ 23

— На самом деле теперь больше никого не кормят насильно, — возразила Ивлин.

И у Тедди на миг стало такое лицо, словно он был готов ударить ее. А она вдруг ощутила страшную усталость.

— Ладно, — продолжала Ивлин. — Хорошо. Никуда я не пойду.

— Ивлин…

— Сказала же, не пойду. Теперь твоя проклятая честь довольна? Уйди с дороги.

— Пойдешь, конечно, как же иначе.

Тедди не спорил, просто констатировал факт. Ей оставалось лишь надеяться, что ему хватит ума больше не поднимать эту тему.

— А по-моему, пойду я или нет, тебя совершенно не касается, — сказала Ивлин. — Собственно говоря, родители ясно дали понять, что запрещают тебе любое общение со мной. Пожалуй, мне следовало бы рассказать отцу, как ты отнесся к этому запрету. Или это будет не по-джентльменски?

— Ивлин, ради всего святого! Это ведь не шутки!

Ей стало досадно, что она уже приняла его дурацкое предложение руки и сердца. Жаль только, что у нее нет помолвочного кольца, чтобы швырнуть к его ногам.

— А ты только сейчас это понял? Какие они все-таки недалекие, эти человеческие самцы.

И прежде чем он сумел придумать ответ, она ушла.

— И все-таки почему ты одеваешься как мальчишка? — спросила Мэй.

Они вдвоем ушли к ней наверх. Нелл беспокойно блуждала по комнате, трогала открытки, вертела в руках безделушки и снова ставила их на место. Чувствуя, что все внимание Мэй приковано к самому личному, что у нее есть, она запаниковала.

— Без понятия, — коротко ответила она. — Потому что в юбке выгляжу как парень.

Мэй уловила неискренность и воздвигнутую преграду и отступила. Потом осторожно заметила:

— У мамы есть подруга, которая одевается совсем как ты. Ну, знаешь, она еще стрижется коротко, и друзья зовут ее Сирил. А на самом деле она Мэри. Мне мама говорила.

Губы Нелл беззвучно шевелились, но она не сводила глаз с фарфоровой пастушки. Потом наконец спросила:

— И что, никому нет дела?

— Ну-у… — Мэй постаралась ответить честно. — Однажды про нее написали жуткую чепуху в газетной статье. Мальчишки на улице дразнят ее, а иногда и мужчины тоже. Но для маминых друзей это ничего не значит. И для мисс Джонс тоже — по крайней мере… — Мэй все еще говорила честно. Она была искренней и честной по натуре, но вместе с тем смутно сознавала, как важно никогда не лгать этой девушке и какую значительную роль может сыграть в дальнейшей ее жизни каждое слово. — По крайней мере, она никогда не говорила мне, что ей не все равно. Но, с другой стороны, она бы и не сказала, верно? Она же взрослая, а я еще ребенок. Но она всегда ведет себя достойно с людьми, что бы они ни говорили. Только называет их пустомелями несчастными. А ты что отвечаешь, когда тебя оскорбляют?

— А я не отвечаю, — сказала Нелл, — просто пускаю в ход кулаки.

Хоть ее слова и не совсем соответствовали истине, они прозвучали внушительно. Для Нелл честность значила намного меньше, чем для Мэй. Нелл больше интересовала женщина с мужским именем.

— И многие дамы так делают? — спросила она. — Ну, называются мужскими именами?

— Не знаю. — Мэй по-прежнему придерживалась своей политики честности. — Мне известна только одна — мисс Джонс. Но у мамы есть книга про… про таких людей… как мы, ну, ты же понимаешь. Она называется «Средний пол» и даже считается знаменитой. Мистер Карпентер ^[11], который написал ее, говорит, что есть мужчины, есть женщины, а есть нечто среднее между ними, как ты и я, в которых от тех и других понемножку, и это просто природа, так что стыдиться нечего. Ужасно интересно. — На этот раз Мэй слегка покривила душой: художественный вымысел ей нравился гораздо больше антропологии, и Карпентера, который показался ей слишком скучным, она бросила читать, не дойдя до конца первой главы. Но признаваться в этом Нелл было незачем. — А ты когда-нибудь называла себя мужским именем? — спросила она.

Нелл покраснела, и Мэй уже думала, что она не ответит. Может, и спрашивать не стоило? Вопрос все-таки страшно личный. Но вдруг Нелл сдавленным голосом отозвалась:

— Когда я была маленькой, я часто притворялась, что меня зовут Артур.

— Артур?

— Как герцога Веллингтона.

— Артур… — задумчиво повторила Мэй. И объявила: — Если хочешь, я могу звать тебя Артуром.

— Нет! — Нелл вскинула голову. — Нет, — повторила она. — Я же не ребенок.

— А я могла бы звать тебя как-нибудь иначе, — сказала Мэй, хитренькая Мэй, сознающая власть тайного имени. — Как бы ты звала себя сама, если бы могла выбрать?

Нелл покраснела еще сильнее.

— Почем я знаю! — буркнула она.

Мэй склонила голову набок, изучая ее.

— Ты могла быть Джеком, — принялась рассуждать она. — Вот только твоего брата назвали Джоном, значит, наверное, не могла быть. Пожалуй, подойдет короткое имя, уменьшительное от Эллен. Эли. Или Ленни. Или Лен. Или…

— Я не Лен! — запротестовала Нелл. И посмотрела на Мэй так, будто призрака увидела. — Да чем у тебя вообще голова забита?

— Только тобой, — честно ответила Мэй.

Протест Ивлин пришелся на понедельник, тринадцатое июля. Разумеется, ей следовало находиться в школе, но это было даже к лучшему: ее отсутствие не заметят, пока не станет слишком поздно. Гораздо сложнее было бы действовать, если бы акцию назначили на субботу.

Завтрак прошел в шумной и дружественной атмосфере. Кезия и Хетти беззлобно поцапались из-за ложки для джема и масленки. Жуя тост и размазывая джем по щекам, Хетти скороговоркой пересказывала сюжет книги «Сталки и компания» всем, кто уделял ей хоть толику внимания, то есть мисс Перринг, наполовину родителям и на четверть — Ивлин. Миссис Коллис пыталась завести разговор с мужем насчет чаепития у миссионеров, куда она вела младших дочерей в будущую субботу.

— Разумеется, совершенно не важно, если ты не придешь, Джон, но они всегда спрашивают о тебе, и миссис Фишер в особенности была бы так рада…

— Чай у них — просто блеск, папа, — вмешалась Кезия. — Миссис Робинсон приносит меренги, каких ты в жизни не пробовал, и…

— Папа! — перебила Хетти, забыв про «Сталки». — Папа, а как ты думаешь, кто больше — Голиаф или Полифем? Мисс Перринг говорит, что Голиаф, но я не понимаю, как такое может быть. Голиаф ведь человек, правда? А Полифем — циклоп, ну и вот…

Уже сегодня вечером, думала Ивлин, от этого счастья не останется и следа. У нее возникло смутное ощущение, что следовало бы как-нибудь предупредить близких, может, попрощаться или извиниться. Но она не сказала им ничего.