Заметки на биополях. Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Олег Хлебников cтр.№ 51

Чему я научился у Арсения Александровича, кроме точной рифмовки? Да, наверно, главному – тому, что сказано в этих его стихах:

Ну вот, а сейчас Тарковскому – уже за сто лет. Всего – то (!) по сравнению с бессмертием.

* * *

Его присутствие в одном с тобой помещении делало тебя и это помещение маленькими. В его пятьдесят с небольшим было невозможно представить, что он когда-то был «молодым и рыжим». Те, кому нынче столько, выглядят в сравнении с ним полысевшими или поседевшими мальчишками.

Он мог показаться высокомерным, сухим и скупым на проявления чувств, а был застенчивым до внезапного покраснения и душевно щедрым. Впрочем – не только душевно. «Как с деньгами?» – первое, что он спрашивал у тех, кого считал своими младшими коллегами. И давал взаймы без отдачи. Он был дядькой (в дореволюционном значении этого понятия) молодых поэтов, а его называли комиссаром. Хотя и комиссаром он тоже был, говорил лаконично и по-военному отрывисто, любил четкость, не терпел расхлябанности.

Но главное, будучи однолюбом, он упрямо верил в светлые идеалы равенства, братства, интернационализма, даже в идеи марксизма. А советский бог, роль которого с ветхозаветной жестокостью и азиатским коварством тогда уже исполнял Сталин, подвергал его веру тягчайшим испытаниям.

Борис Слуцкий – советский Иов.

Эти испытания для Слуцкого – ввиду возраста («Девятнадцатый год рождения – / Двадцать два в сорок первом году») – начались с войны. Сначала он увидел обезглавленную Сталиным Красную армию:

Потом учившийся до войны на юриста Слуцкий узнал изнутри, как осуществлялось на войне сталинское правосудие:

Чтобы трибуналы не гробили невинных – это не было для Слуцкого абстрактной мечтой. Он сам некоторое (небольшое) время участвовал в работе военного трибунала и оставил такое вот поэтическое свидетельство:

Русский философ Ильин писал, что истинное правосознание – категория религиозная. И в этом смысле атеист (а скорее агностик) Слуцкий –

человек глубоко верующий. Во что? Прежде всего – в необходимость и неизбежность высшей справедливости. Его стихи-свидетельства должны быть выслушаны на страшном суде истории, да и просто – на Страшном суде. Но еще до него по этим стихам можно и нужно изучать реальную историю России ХХ века. И историю Великой Отечественной – в частности. Точность поэтического слова и абсолютная честность свидетеля и соучастника истории Бориса Слуцкого – гарантия достоверности на уровне засекреченных документов из президентского архива.

Вот какова, по показаниям Слуцкого, судьба тысяч и тысяч до сих пор незахороненных солдат той войны, погибавших отнюдь не только от немецких пуль и снарядов:

Ну а потом была Победа… И двадцатишестилетний майор Слуцкий вновь почувствовал себя молодым – «четыре года зрелости промчались», и весь мир снова был перед ним распахнут, как синее небо юности. Но это ощущение длилось недолго. Фронтовик, прошедший «длинную войну» от самого начала до конца, получивший на ней, помимо трех советских орденов и болгарского ордена «За храбрость», и тяжелую контузию, которую лечил стихами –