— Белла погибла около года назад. В сентябре. Несчастный случай на охоте. Страшная трагедия. Ей было всего тридцать два. В местной газете подробно писали об этом.
«И все это на одном дыхании, — отметил Барнеби. — Губами, побелевшими, как молоко».
— После этого вы стали заниматься здесь хозяйством? — спросил он.
— Нет-нет. Я переехала сюда сразу после их свадьбы. Белла не слишком интересовалась домашними делами. Ей больше нравились деревенские развлечения: скачки на лошадях, рыбалка. И, конечно, Генри. Они прожили вместе почти пять лет.
— Мне кажется, мисс Лэйси слишком молода, чтобы принять на себя такие обязанности, — попробовал намекнуть Барнеби, но безрезультатно.
— Ох, я не знаю. Мне нужно думать, что она будет превосходной хозяйкой поместья. А теперь, — она встала, — надеюсь, это все.
Мисс Каделл поспешно проводила полицейских вниз по лестнице в переднюю, но вдруг остановилась между двумя старинными, когда-то позолоченными деревянными статуями. Какое-то время они все замерли на черно-белом плиточном полу, подобно шахматным фигурам, ни на что не способным без вмешательства руки игрока. Филлис переминалась с ноги на ногу (королева под шахом) и, наконец, заговорила:
— М-м-м… вы, наверное, подумали, что я чересчур испугалась, увидев вас… что вы захватили меня врасплох… когда пришли?
Барнеби изобразил вежливый интерес. Трой глядел в глаза более высокой из деревянных фигур: королю в выщербленной короне и со следами ляпис-лазури вокруг зрачков.
— На самом деле… Я… знаете, это я из-за налогов на автомобиль. Ну, вы понимаете, как это бывает… — На губах появилась кривая нервная улыбка, открывающая крепкие, но не слишком чистые зубы. — Нужно, конечно, всегда об этом помнить…
— Конечно, — согласился старший инспектор, — это здравая мысль.
Когда дверь за ними торопливо закрылась, Трой сказал:
— Жалкое зрелище.
Он мог иметь в виду и внешность женщины, и ее положение в доме, и странную и очевидную ложь о налогах. Барнеби был согласен с ним в любом из этих досмыслов.
Кэтрин Лэйси медленно брела по мощеному булыжником двору и увидела, как полицейские покидают дом. Несмотря на жаркий день, ей было холодно. Бенджи тихонько скулил в конуре у первой из силосных башен. Она подошла туда и взяла собаку на руки. Он начал вырываться. Шкура болталась у него на ребрах, словно между ними не осталось ни кусочка плоти.
— Дорогая?.. — Она услышала глухой стук, когда Генри перекатился в своей коляске через порожек кухни и направился к ней. Она опустила пса на землю. — Что-то случилось?
Она мучительно попыталась взять себя в руки, прежде чем повернуться к нему. Девушка ничего не сказала, только покачала головой, блестящие черные волосы упали на лицо.
— Ты из-за Бенджи? Но ты же сама понимаешь, Кэйт. Мы же сделали все, что могли. Он просто отказывается есть. Пожалуйста… Давай я позвоню ветеринару.
— О!.. Ну хотя бы еще один день!
— Он уже стар. Он слишком сильно тоскует по ней. Мы не можем просто сидеть и смотреть, как он умирает от голода.
— Дело не только в этом. — Кэтрин наконец повернулась и неуклюже присела рядом с креслом. — Просто… Я не могу объяснить… О Генри… — Она схватила его за руку: — У меня такие нехорошие предчувствия…
— О чем ты говоришь? — Он улыбнулся ей, словно неразумному ребенку. — Что за предчувствия?
— Я не могу толком объяснить… мне просто кажется, что с нами все будет как-то неправильно… Что свадьба не состоится…
— Что за глупости ты говоришь?
— Я знала, что ты так скажешь. Но ты просто не понимаешь… — Девушка замолчала, внимательно глядя ему в лицо. Доброе, красивое, открытое. Его ничто не беспокоило сейчас. Да и что могло бы? Род Трейсов восходил еще ко временам норманнов. Статуи сэра Роберта Трейса, его супруги Исмельды и ее кота веками стояли в прохладной тиши сводов часовни тринадцатого века. Трейсы оставили скромное количество своей голубой крови на полях сражений двух мировых войн и, покрытые славой, вернулись к освященным временем обязанностям крупных землевладельцев. Слова «право на землю» для них являлись пустым звуком. Они рождались и умирали с этим правом, и оно было для них естественно, как воздух.
— …ты не понимаешь, — повторила Кэтрин. — Ты просто никогда не хотел чего-то такого, чего не мог получить, и поэтому не видишь, что жизнь может быть другой. Мне кажется, все это… смерть мисс Симпсон… а еще Бенджи… и то, что Майкл отказывается приходить на венчание… Мне кажется, что все это дурные знаки…
Генри Трейс рассмеялся.
— «Остерегись ид мартовских»
[23].
— Не смейся.
— Прости меня, дорогая. Но я не видел и не слышал на улицах никаких невнятных прорицаний.
— Что?
— А Майкл… ну, знаешь… я бы не стал считать его прорицателем. Ты давно должна была понять, что он не захочет отпускать тебя. Ты же знаешь, что это за человек.
— Но я думала… Хотя бы в день моего венчания…
— Хочешь, я поговорю с ним?
— Это ничего не изменит. Ты считаешь, что после всего того, что ты для нас сделал…
— Тс-с! Не надо так говорить. Я не сделал ничего такого. — Кэтрин встала, опираясь на подлокотник кресла. Генри проговорил: — Бедные милые коленки, устали от жестких булыжников! — Он приподнял подол ее платья и нежно погладил кожу, на которой отпечатались неровности камней. — Бедные милые коленочки… Генри вас полечит.
Филлис Каделл, наблюдавшая за ними из окна наверху, резко отвернулась. Она включила телевизор и плюхнулась в ближайшее кресло. Комнату наполнили голоса. На экране пара, охваченная экстазом жадности, пыталась обхватить огромную кучу каких-то товаров, а зрители, почти в таком же экстазе, вопили что-то недовольное или, наоборот, ободряющее. Женщина с застывшей на губах безумной улыбкой соскользнула с кучи, уронила какую-то банку, и вся пирамида рухнула. Филлис нажала кнопку на пульте, и ее глазам предстала пара любовников, кувыркающаяся в каких-то хлопьях для завтрака. На третьем канале пожилая пара на фоне пасторального пейзажа, светясь от тихого счастья, читала поздравления к золотой свадьбе в окружении любящих родственников. По четвертому шел какой-то старый черно-белый фильм. Двое мужчин держали за руки третьего, а Стерлинг Хэйден
[24] делал из него яичницу ударами крепких кулаков. Хук слева, хук справа. Шмяк! Бум! Еще два в живот, воздух со свистом вырывается сквозь зубы. Потом коленом под дых и тычок по почкам.
Филлис откинулась на спинку кресла, взяла коробку с конфетами и начала засовывать в рот помятые, покрытые пылью кусочки. Она бросала их одну за другой, беспрерывно жуя, как будто решила проверить на прочность свои челюсти. По ее щекам текли слезы.