Зверь (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Эрнест Сетон-Томпсон cтр.№ 28

Он вернулся с жаворонком в руке, однако тот прожил всего несколько минут. Мать была глубоко опечалена и возмущена. Она сказала:

— Это и есть та великая любовь, которую ты испытываешь к дикой природе? Самую первую птицу, поющую свою весеннюю песнь, тебе понадобилось забить до смерти. Я не понимаю такой любви. «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего» ^[21].

Ян был крайне подавлен. В его глазах стояли слезы; он держал в руке мертвую птицу и путано пытался возразить:

— Я не хотел, но она была такая красивая…

Он не мог объяснить лучше, потому что сам до конца не понимал, а кривить душой не умел.

Несколько недель спустя они с матерью получили возможность съездить на недорогую экскурсию; так Ян впервые в жизни увидел Ниагарский водопад. Они стояли и глядели на бегущие потоки воды, и на быстрине под обрушивающейся водной стеной Ян увидел бурлящую, летящую брызгами пену, которая словно бы устремлялась обратно, наверх.

— Мама! — воскликнул он. — Ты видишь эту пену, которая как будто бы летит вверх?

— Да, и что?

— Но мы ведь знаем, что это движение наверх — ерунда, которая ничего не значит. Мы знаем, что стоит сдуть эту пену — и под ней обнаружится глубокий, широкий, неостановимый поток, несущийся к цели и сносящий все на своем пути.

— Да, сын мой.

— Так вот, мама, когда я убил того рогатого жаворонка, это тоже была пена, летящая в обратную сторону, а на самом деле я любил его. Теперь я знаю, почему убил жаворонка: потому что он пытался улететь от меня. Если бы я мог постоянно видеть его, прикасаться к нему или даже просто каждый день слышать, как он поет, мне и в голову бы не пришло причинить ему вред. Я ведь не хотел убить его, я хотел его заполучить. Ты собираешь цветы, потому что хочешь поставить их подле себя, а не потому что хочешь их уничтожить. Когда они вянут, ты сожалеешь. Я просто хотел иметь подле себя рогатого жаворонка, и когда он умер, я очень, очень жалел.

— И тем не менее, — возразила ему мать, — праведный печется и о жизни скота своего. «Тот, Кто дает пищу птенцам ворона, взывающим к Нему, безо всякого сомнения заметит твой проступок, и в Его великой Книге жизни напротив твоего имени он будет записан» ^[22].

И начиная с этого момента они окончательно отдалились друг от друга.

В начале XX века Сетон-Томпсон регулярно подступается к зоопарковской тематике: как писатель, как ученый и как «практикующий натуралист». Он какое-то время был членом совета Национального Вашингтонского зоопарка, его обзоры и отчеты во многом повлияли на зоопарковскую политику следующих лет и десятилетий. Если же говорить о литературе, то именно с той поры в творчестве Сетона-Томпсона временами начинают появляться экзотические животные, которых не встретишь в североамериканских лесах и прериях: обезьяны, леопарды, жирафы, кенгуру…

Вашингтонский зоопарк с самого начала был просторен, хорошо оборудован, удобен не только для людей, но и для животных. Конечно, случалось Сетону-Томпсону иметь дело и с организациями поменьше, включая передвижные частные зверинцы. Тот, который упоминается в «Джинни», в оригинале назван «Menagerie», а не «Zoo», то есть это не зоопарк в сегодняшнем смысле слова, но именно зверинец: коллекция редких животных, цель которой — развлекать почтенную публику и, конечно, приносить прибыль владельцу. Тем не менее он не из худших: о здоровье и самочувствии подопечных там заботятся не только по коммерческим причинам, смотрители квалифицированные, клетки достаточно просторные. То, что подобные зверинцы из «тюрьм для животных» мало-помалу начали превращаться в зоопарки современного типа, во многом заслуга таких, как Сетон-Томпсон…

Доставленная в зверинец Уордмана клетка была оббита железом и снабжена табличкой «ОПАСНО», и, когда старший смотритель Джон Бонэми подошел к ней, чтобы заглянуть внутрь, хриплое «Ух-ух» и дребезжание прутьев решетки подтвердили, что табличка говорит сущую правду. Наметанный глаз смотрителя различил за решеткой темную морду ханумана, или лангура, — самой крупной из живущих в Индии обезьян: самки ростом в три фута, достаточно сильной, чтобы стать опасным противником даже для человека.

Другие служители зверинца собрались вокруг, но обезьяна пришла в ярость и бросалась на решетку, как только кто-нибудь подходил достаточно близко, чтобы она могла дотянуться до него. Скребок, просунутый в клетку, чтобы хоть немного навести там порядок, тут же оказался у нее в лапах и был изгрызен в щепки.

Кифи, в чьи обязанности входило следить за домиком обезьян, подошел ближе, но длинная волосатая лапа внезапно метнулась к нему и сдернула с его носа очки, поцарапав при этом кожу, отчего он ужасно разозлился, и даже веселый смех товарищей ничуть его не утешил.

Старший смотритель, отдав распоряжения, отправился было по своим делам, но услышал шум и вернулся. Его чуткий слух подсказал, что произошла обычная для зверинца история.

«Не забывайте, что они такие же, как люди», — сказал он и отогнал остальных служителей.

Бонэми уселся на землю перед разъяренной обезьяной и заговорил с ней: «Джинни, — назвал он ее первым пришедшим в голову именем. — Ну же, Джинни. Мы с тобой подружимся, как только познакомимся поближе».

Так он и ворковал с ней мягким, ласковым голосом, не шевеля ни руками, ни ногами.

Поначалу обезьяна продолжала буйствовать, но загадочный ритуал обращения по имени постепенно успокоил ее. Она перестала фыркать и уселась в грязь у дальней стенки клетки, сердито поглядывая на него и нервно сцепив передние лапы. Бонэми старался не делать резких движений, но внезапно налетевший ветер чуть не сорвал с его головы шляпу, так что смотрителю пришлось вскинуть руку, чтобы удержать ее. Обезьяна вздрогнула, прищурилась и снова разразилась яростным звериным воплем.

«Охо-хо, — вздохнул Бонэми. — Да тебя, похоже, кто-то бил».

Только теперь заметив маленькие, но отчетливые рубцы на ее теле, он вспомнил, что животное доставили сюда морем, и живо представил себе все невзгоды этого бесконечно долгого плавания: свирепую болезнетворную качку, слабость, которую испытывают в море многие обезьяны, жестокое обращение, в чем он уже не сомневался, плохую пищу и, наконец, тесную грязную клетку, которую он сейчас видел перед собой. Нетрудно догадаться, что у этой обезьяны остались ужасные впечатления от знакомства с людьми.

Бонэми был прирожденным дрессировщиком, ему нравилось работать с животными. Он мог справиться с самым опасным из них, и чем сложней была задача, тем больше удовольствия доставляла ему победа. Он приручил бы эту обезьяну за день, но у него было много других дел, так что Бонэми лишь распорядился накрыть клетку парусиной и перенести в лечебницу. Внутри вольера ее начали открывать, но каждый удар молотка самка лангура встречала свирепым фырканьем. Затем смотритель распахнул дверцу дорожной клетки и отбежал на безопасное расстояние.