− Рита! — Маша захлебнулась подкатившимся к горлу криком. — Это Ритин свитер…
Она действительно это увидела! Даже не надо было закрывать глаза! Словно фрагмент из фильма, который впихнули в голову вместе с ощущениями, запахами, эмоциями, чувствами…
Маша одернула руку, отступила на шаг. Это не просто брошенная и забытая одежда. Это — воспоминания. Они лежат здесь, неряшливо сброшенные в кучу, не разобранные, погруженные во тьму и ждут, когда кто-нибудь дотронется, запустит неведомый механизм и заберет себе. Сколько их тут?
…последние мгновения умерших людей. Последние эмоции. — Сказала внутри головы Наташа, и Маша вздрогнула.
− Она умерла в этом доме, да? Ты увидела то, что увидела я?
Умерла, конечно.
− И её убила твоя баба Ряба. Воткнула острие в глаз.
А потом сломала эти ножницы и отнесла острые кончики в подвал, вместе с вещами убитой девушки
− Зачем она это сделала? Для чего?
Я пока еще не знаю
− Так узнай! — Маша вдруг разозлилась. — Она же тебя научила этому. Не зря ведь? Зачем привела сюда? Зачем это показывает? Сначала Цыган, теперь вот это…
Я не знаю, что происходит. Это не так работает. Я не вызываю призраков щелчком пальца. Просто… эти знания были во мне раньше. И сейчас они проявляются, как фотоплёнка.
Маша почесала запястье, густо покрывшееся мелкими красными точками.
− И что делать дальше? Дотрагиваться до каждой новой вещи? А если тут всех убили? Всех-всех вокруг? Как тебе такое?
Она зло схватилась за край джинсов, свисающих с коробки на уровне головы и…
Ольга Дмитриевна, потомственная гадалка, недавно купила квартиру в ипотеку во Всеволожске. Небольшая такая квартирка, однокомнатная, на солнечной стороне. Возле новостройки отличный парк, где можно было гулять вечерами, до самого заката.
В тот день Ольга Дмитриевна припозднилась, потому что увидела кусты черники и просто не могла пройти мимо. Пока она собирала ягоды, стемнело. Когда Ольга Дмитриевна вышла на асфальтированную тропинку, кто-то преградил ей путь. Неизвестный толкнул женщину в грудь. Она не удержалась и упала, а человек насел на неё сверху, придавил к земле, начал бить чем-то тяжелым, металлическим. Ольга Дмитриевна потеряла сознание и пришла в себя только один раз, когда почувствовала, как что-то острое и плоское входит в ее правый глаз. Тогда-то она и умерла.
…поняла, что лежит на холодном полу подвала. Лампочка раскачивалась, превращая тени вокруг в бушующие волны. Джинсы, вытянутые из коробки, валялись рядом. Большие такие, синие джинсы, давно изношенные, предназначенные для прогулок, загнутые внизу. Ольга Дмитриевна купила их в девяностых и бережно носила много-много лет.
Маша неосознанно расчёсывала тело, впивалась ногтями в зудящую кожу. Боль физическая накладывалась на другую боль — от увиденного.
− Херня какая-то, − пробормотала Маша, с трудом ворочая языком. Образы в голове давили. — Что происходит? Мы точно должны находиться здесь?
Мне нужно больше информации, — голос Наташи был уставший и грустный. Голос не шестнадцатилетней девочки, а женщины, у которой за плечами столько же лет жизни, как и у этих проклятых джинсов. — Иначе всё, что мы делаем не принесет пользы. Мы никого не сможем остановить.
− Как-то не ощущаю солидарности… У меня своих проблем, знаешь ли…
Твои проблемы теперь и мои проблемы тоже. Подумай, что будет, если тебя найдут здесь.
− Сутулый?
И он тоже. И человек из администрации. Много кто обладает знаниями.
Наташа замолчала, а Маша села на полу, поджала колени, всё продолжая чесаться, чесаться, чесаться. Проклятый зуд. Откуда он? За что?
Как найдешь в себе силы продолжить — продолжим. По одной-две вещи из каждой коробки. Этого будет достаточно, мне кажется
− Если ты не сложишь картинку из всех этих деталей, я тебя убью ещё раз, − мрачно пообещала Маша.
Смешно. Очень смешно, правда.
2.
Короткий вздох — кончиками пальцев коснуться одежды — выдох.
Эту женщину подстерегли возле ночного ларька, где она покупала «Адреналин Раш». Без энергетика дрожали пальцы, а это было плохо для хорошего гадания. Ведьме с дрожащими пальцами не верили и мало платили.
Неизвестный ударил её по затылку. Женщина вроде бы потеряла сознание, но некоторое время ощущала, как её тащат по земле, поднимают и куда-то кладут. Она пришла в себя, когда ей запихивали в рот что-то мягкое и влажное. Попыталась откусить неизвестному пальцы. Её ударили по щеке несколько раз. Хлесткие удары ладоней. Запах одеколона. Возбужденное сопение. Руки и ноги крепко связаны. Обрывки фраз. Старушечий голос: «А она точно из этих? Похожа на наркоманку». Потом лезвие ножниц в правый глаз, острый кончик зацепил что-то, от чего в голове распустился белый цветок и разом ударили тысячи церковных колоколов.
Сдержать слезы — вздох — вытащить коробку — рукой в лохмотья — выдох.
Совсем еще юная девочка, переехала с родителями под Питер из Москвы. Лет пятнадцать, ей, кажется. Однажды с подругами гадала с помощью зеркала и карт. Нагадала одной подруге суженого, блондинчика, из параллельного класса. А тот взял и признался ей в любви через месяц. Вот смеху-то было! Девочка возвращалась из школы через двор-колодец, чтобы срезать, и когда проходила через арку, её догнал неизвестный и ударил сзади по голове. Девочка хотела закричать, но ей зажали рот. Пальцы у неизвестного были влажные и холодные. Девочку подтащили к краю арки и несколько раз ударили головой о стену. Девочка услышала, как с хрустом ломается её собственный череп. А потом умерла.
Не сдерживайся! Станет легче
В груди зарождается дрожащий, истеричный плач, которому нельзя позволить выскользнуть наружу. Иначе он не даст больше дотрагиваться до вещей. Не даст видеть. Маша сдерживается, скрип зубами до боли. Нельзя плакать. Не в её это характере. Или всё-таки можно? Что плохого, блин, в обычном плаче?
− Я справлюсь!
Прерывистый вздох — черная юбка — пальцами сжать край — выдох.
Смерти, смерти, смерти. Оборванные жизни, рваные воспоминания. Боль, хруст, визг, свист. Ножницы. Все это в банках. Нехорошие люди.
Скопленное за десятилетия, аккуратно сложенное, забытое от греха подальше. До краев, все полки, коробки и ящики. Секреты десятков жизней. Откуда это здесь? Зачем? Для чего?
Запах крови. Проломленные черепа.
Собака, грызущая чей-то глаз. Вот он лопнул под кривыми желтыми зубами.
Баба Ряба, о, баба Ряба. Ей так жаль.
Топор и собачья голова.