Суд над Роксаной - читать онлайн книгу. Автор: Пирс Энтони cтр.№ 45

— Даю пенни за твои мысли, — сказал Икабод.

— Обыкновенские монеты в Ксанфё не ценятся.

— Понимаю. Просто ты ушла в себя, и мне стало любопытно, что творится в твоей очаровательной головке.

— Я разговаривала со своей худшей половиной Менцией, и она сказала, что ты таращишься на мои колени.

— Что я и готов всецело подтвердить под присягой. Меня еще с отрочества привлекали женские конечности как символ женственного начала.

— Конец как символ начала?

— Ну, я использовал метафору.

— Что?

— Параллель, аналогию, соответствие, сродство, близость…

— Синекдоху?

— Точнее, метонимию, — буркнул он, а потом, подумав, спросил: — Но ты-то откуда знаешь этот термин?

— Понятия не имею. Многие мудреные словечки срываются у меня с языка сами собой.

— Ты интересное существо, — отметил Икабод. — Конечно, все сверхъестественные существа по-своему интересны, но ты необычна даже для демонессы. Как полагаешь, что послужило причиной твоих… э… затруднений с использованием слов?

— Когда я была совсем новой, на меня ненароком наступил Сфинкс, а такое не проходит даром даже для демонической субстанции. Личность моя подверглась расщеплению, и я стала заговариваться.

— А, стало быть, ты бываешь то Метрией, то Менцией.

— И еще бедной сироткой.

На сиденье появилась одетая в лохмотья малютка.

— А у других демонов бывает расщепление личности?

Для крошки-побирушки вопрос был слишком сложен, так что демонессе пришлось снова стать Метрией.

— Нет. Мы все можем принимать любое обличье, но под ним всегда пребывает один и тот же злой дух. Я, пожалуй, единственная, в ком реально сосуществуют не только обличья, но и личности. Становясь сироткой, я должна вести себя как лицо, непричастное к Заговору Взрослых, в образе Менции делаюсь малость чокнутой, хотя в Области Безумия именно Менция проявляет наибольшее здравомыслие, а будучи Метрией — начинаю заговариваться.

— Изумительно! В Обыкновении феномен расщепления личности тоже известен и, как правило, является последствием полученной в детстве психологической травмы. Например, сексуального насилия.

— Ну, должна сказать, что пребывание под пятой у погрузившегося в разгадывание собственных загадок Сфинкса имеет мало общего с сексом, но зато уж это насилие так насилие.

Икабод рассмеялся.

— Вот видишь, все дело в том, что эта травма была нанесена тебе в детстве. Будучи взрослой, полностью сформировавшейся личностью, ты пережила бы эту неприятность без столь далеко идущих последствий.

— Выходит, что со смертными, и даже с обыкновенами, случается то же самое, что произошло со мной.

— Именно так. У психологов на сей счет бытуют разные мнения, единой позиции тут не выработано, но многие считают расщепление личности способом справиться с последствиями детской травмы. А возможно, психологическое потрясение от самого акта насилия, словно удар молота, дробит личность на несколько фрагментов, каждый из которых впоследствии пытается исцелиться сам, формируя отдельную личность. Правда, такая личность практически не бывает полноценной, ибо обломок не может полностью соответствовать единому целому. Так обстоит дело у людей, но твой пример показывает, что различия между людьми и демонами меньше, чем можно было бы подумать. Это объясняет твои проблемы с лексиконом: видимо, твоя совокупная память обладает полным набором слов, но конкретная личность не всегда может в нужное время извлечь оттуда именно то, что нужно.

— Похоже на правду. Именно это меня и заводит.

— Может, изводит?

— Неважно. Можно, я тебя потусую?

— Что сделаешь?

— Порисую, потанцую, побалую…

— Может, поцелуешь?

— Вот именно! — Метрия чмокнула его в правое ухо. — Благодаря тебе я хотя бы знаю, что со мной происходит. И что я такая не одна.

Грузовик вильнул и выровнялся не сразу. А когда выровнялся, Икабод глубоко вздохнул и сказал:

— Я рад, что смог быть тебе полезен. Но если ты снова задумаешь меня поцеловать, не делай этого, когда я за рулем.

— Извини.

— Не извиняйся, мне было очень приятно. Просто будь осторожна. Для человека моих лет отвлекаться, да так сильно, когда он ведет машину, очень опасно.

— Я постараюсь, — сокрушенно пообещала она.

— А эта твоя альтернативная личность, Менция, — ты правда с ней беседуешь?

— А что, нельзя?

— Обычно та или иная личность доминирует и прямых бесед они не ведут.

— Ну, в общем, как правило, главная я. Она совсем отделилась, когда меня угораздило обзавестись половинкой души и влюбиться. Она моя бездушная половинка и потому существует в соответствии с исконно демоническими понятиями. Бедная сиротинушка довольствуется половинкой моей половинки, так что у нее как у личности имеется четвертинка души. Но Менцию разбирает любопытство, каково это — быть полуодушевленной. Поэтому она остается при мне и иногда выступает на первый план. Хочешь с ней поговорить?

— Нет. Мне другое интересно: о чем вы говорите друг с другом, если у вас общий жизненный опыт и одинаковые познания.

— Опыт-то общий, но одно и то же мы толкуем по-разному.

— И все же о чем таком вы говорите?

— Чаще всего о любви. Она вообще не понимает, что это такое.

— Мало кто способен понять, что такое любовь, не испытав ее. А можно послушать такой разговор?

— Почему бы и нет, — подала голос Менция. — Совершенно очевидно, что только крайняя степень идиотизма способна сделать некогда нормальную демонессу любящей, способной к самопожертвованию и думающей лишь о том, как несколько раз на дню осчастливить и довести до блаженного отупения своего неизвестно зачем ей понадобившегося мужа. Она называет это любовью, а я нахожу такую форму существования извращением. Кому какое дело, счастлив или несчастлив какой-то там смертный мужчина. Он вовсе не заслуживает такого внимания.

— Никакого идиотизма в этом нет, — возразила Метрия, — хотя бы потому, что, делая его счастливым, я сама получаю не меньшее удовольствие. Это взаимно: мои желания определяются его желаниями. До того как я влюбилась, моя жизнь была пуста, а теперь она полна смысла, да так, как я даже не ожидала. Любовь дает мне удовлетворение…

— Удовлетворение! Почему бы тебе в таком случае не приковать себя цепью к стене сырой темницы? Ты со своей дурацкой полудушой научилась получать удовольствие от собственных страданий.

— То, что ты по невежеству считаешь страданиями, для меня истинное наслаждение.

— Ты упиваешься своим унижением.

— Не будь у тебя в голове все перевернуто, ты поняла бы, что я обретаю наивысшее блаженство.