Правда истории. Гибель царской семьи - читать онлайн книгу. Автор: Иван Федорович Плотников cтр.№ 10

Какими же были планы и практические действия советского руководства в отношении бывшей Царской Семьи? Из литературы известно, что оно намеревалось предать бывшего императора России Николая II суду, организовав открытый процесс. Приводятся сведения о его подготовке. Действительно, ряд руководящих деятелей высказывался в этом духе, говорили о продолжении начатого при Временном правительстве сбора обвинительного материала. Нарком юстиции левый эсер И. 3. Штейнберг* в январе 1918 г. в одном интервью сказал: «Как известно, сначала предполагалось, что судить бывшего царя будет Учредительное собрание, но теперь выяснилось, что решит судьбу Романова Совет народных комиссаров»⁴. С самого начала вопрос о Романовых был связан с прямым участием В. И. Ленина и находился под его неусыпным контролем. В его «Биохронике» за 29 января (11 февраля) 1918 г. (уже после данного Штейнбергом интервью) сказано, что Ленин председательствовал на заседании Совнаркома, где обсуждался вопрос «О передаче Николая Романова в Петроград для предания его суду» и было принято решение: «Поручить Н. Алексееву представить в Совет народных комиссаров к среде все резолюции Крестьянского съезда по этому вопросу»⁵. 20 февраля (5 марта) СНК под председательством Ленина вновь обсудил этот вопрос, заслушал выступления левого эсера, замнаркома земледелия Н. Н. Алексеева и М. С. Урицкого*, председателя Петроградской ЧК (в Петропавловской крепости под ее контролем томились великие князья Романовы, она же занималась и делом бывшей Царской Семьи). Принимается постановление: «Поручить комиссариату юстиции и двум представителям крестьянского съезда подготовить следственный материал по делу Николая Романова. Вопрос о переводе Николая Романова отложить до пересмотра этого вопроса в Совете народных комиссаров. Место суда не предуказывать пока».⁶ Казалось бы, решение более развернутое, с указанием на органы подготовки суда, точнее — материалов к нему, но вместе с тем оно менее определенно в отношении места и времени самого его проведения и перемещения бывшего Царя. Это было симптомом неопределенности в подходе к идее самого суда. После выхода из правительства левых эсеров делались сходные заявления, была назначена специальная комиссия. Председатель «Главной следственной комиссии» большевик Н. В. Крыленко заявил даже, в чем будет обвинен Николай II (нарушение изданного им 17 октября 1905 г. «Манифеста», сделавшего Россию конституционной монархией)⁷. Но потом появилось сообщение, что Крыленко отрицает намерение власти судить Николая Романова таким образом и правительство намерено судить его как «провокатора»⁸. Такое сообщение было ближе к истине. Говорилось и о Л. Д. Троцком* как главном обвинителе на предстоящем процессе. Однако шли неделя за неделей, месяц за месяцем, а процесс не начинался, срок его не определялся и подготовки к нему на деле не велось. Позднее бывший нарком И. 3. Штейнберг отмечал, что «наркомат юстиции никогда не получал «задания» подготовить документы»⁹. И это не было случайным. На наш взгляд, отказ от проведения суда решительно никакими обстоятельствами исторического момента не обуславливался и объясненным в таком духе быть не может.

Над Николаем II, да и вообще над Романовыми, могла быть учинена внесудебная расправа, она определенно провоцировалась с зимы 1918 г.. тщательно готовилась и была неизбежна. Этот исход предопределялся главой большевистской партии и правительства В. И. Лениным, продолжавшим после Октябрьского переворота набирать силу и действовавшим авторитарно. Что бы ни говорил эсер Штейнберг и другие, временно входившие в правительство и не входившие в него, не от них и их пожеланий зависела судьба Романовых. Изучение совокупности источников той эпохи, большевизма, деятельности Ленина позволяет уверенно утверждать, что с Романовыми должны были поступить так, как хотел ОН — Ленин, и не иначе. К тому же наиболее близкая к нему большевистская верхушка, особенно Я. М. Свердлов, Л. Д. Троцкий, была также экстремистски настроена и никогда не находилась в согласии с нравственностью.

Ленин издавна был полон ненависти к Царской Семье по идейно-классовым и лично-семейным побуждениям. Задолго до революции он охотно говорит об «отрубании» голов «Романовым», причем не так, как это делалось когда-то на Западе — одному монарху (иногда и супруге), а «сотне». «Либеральные дурачки, — говорил он, — болтают о конституционной монархии вроде Англии. Да если в такой культурной стране. как Англия, не знавшей никогда ни монгольского ига, ни гнета бюрократии, ни разгула военщины. — если в такой стране понадобилось отрубить голову одному коронованному разбойнику; то в России надо отрубить головы по меньшей мере сотне Романовых, чтобы отучить их преемников от организации черносотенных убийств и еврейских погромов»¹⁰. И это не метафора, не полемический прием, не просто слова.

Это жизненная и политическая установка вождя, ставшая с 1917 г. и государственной. Придя к власти с лозунгом «немедленный созыв Учредительного собрания» и добившись его разгона, несмотря на первоначальную полную изоляцию по этому вопросу в руководстве собственной партии, он логически должен был вслед за этим расправиться и с Николаем II, отрекшимся от престола, и с родственниками бывшего Царя, и с любыми потенциальными претендентами на престол вообще. Все «романовское» с завидным упорством, последовательностью и безжалостностью стало срезаться под корень «создателем Советского государства», чтобы сжечь мосты, исключить какую бы то ни было альтернативу большевистской диктатуре. Троцкий, оценивая действия Ленина по организации убийства бывшей Царской Семьи, высказался прямо и недвусмысленно: «По существу; решение быть не только целесообразным, но и необходимым. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. Возможно, что у Ленина, помимо соображения о времени («не успеем» довести большой процесс до конца, решающие события на фронте могут наступить раньше), было и другое соображение, касающееся царской семьи. В судебном порядке расправа над семьей была бы, конечно, невозможна. Царская семья была жертвой того принципа, который составляет ось монархии: династической наследственности¹¹. Очень профессионально-аналитично рассуждал Троцкий, да и знал он, конечно, всю подноготную. Понимая и домысливая Ленина, он говорил и от себя. Хотелось бы обратить внимание на заключительную часть его тирады: необходимость, и значит — неизбежность внесудебной расправы. И еще: «не успеем», слетим, так хоть больше напакостим России, окровавим ее.

Ленин так и действовал. Не очень спеша, но и не откладывая в долгий ящик, вершил задуманное. Как и в других щекотливых случаях, действовал он чрезвычайно скрытно, стремясь не оставить следов личного участия в кровавом преступлении. Он, как указывал упомянутый Штейнберг, в начале 1918 г. говорил, что время для суда и даже формального юридического следствия еще не настало, но все же поручил начать сбор материала¹². То же Ленин продолжал говорить другим лицам и дальше, вплоть до лета 1918 г. Троцкий отмечал: «В один из коротких наездов в Москву — думаю, что за несколько недель до казни Романовых, — я мимоходом заметил в Политбюро, что ввиду плохого положения на Урале следовало бы ускорить процесс царя. Я предлагал открытый судебный процесс, который должен был развернуть картину всего царствования (крестьян[ская] политика, рабочая, национальная, культурная, две войны и пр.); по радио (?) ход процесса должен был передаваться по всей стране; в волостях отчеты о процессе должны были читаться и комментироваться каждый день. Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если б было осуществимо. Но... времени может не хватить... Прений никаких не вышло, так [как] я на своем предложении не настаивал, поглощенный другими делами. Да и в Политбюро нас было трое-четверо: Ленин, я, Свердлов...»¹³