– Пап…
– Я все понял. Позвони маме завтра утром. Ты же знаешь, как она…
– Знаю. И… спасибо, пап.
Майя вошла в кабинет, когда Илья задумчиво разглядывал телефон, переваривая услышанное. Вот так дела…
– Ужин готов, домработницу я отпустила, в случае если Юня задержится – подогреем, – бодро возвестила она.
– Май…
– И ты знаешь, я нашла такое интересное забытое произведение Брамса, хочу показать его нашему пианисту, я уверена…
– Май, – Илья поднялся из-за стола и подошел к жене.
– …это абсолютно его по темпераменту.
– Он не придет.
– Что? – по глазам Майи было видно, что она отказывается понимать услышанные слова.
– Наш сын сегодня не придет, – сказал как можно мягче.
– Почему? Снова вечерняя репетиция?
Вопрос был задан спокойным тоном, но разочарование в голосе скрыть не удалось. Она ведь ждала. Илья знал, как ждала…
– Нет, – он обнял жену за плечи и наклонился к самому ее уху, чтобы тихо сказать: – Не поверишь. У него свидание.
– У Юни? – ее голос дрогнул, и Май неосознанно взялась за пуговицу на рубашке мужа.
– Да, – он улыбнулся.
– О боже… Илья…
А он продолжал стоять, смотреть на жену и ждать, пока она до конца осознает услышанную новость. Их сын, их рано повзрослевший ребенок, непростой, необычный, живущий своими категориями и мыслями, наконец-то… Они никогда не высказывали это вслух, но оба боялись, что не сложится, не случится, одаренный в одном, он будет обездолен в другом.
Илья дождался. Глаза Майи заблестели. Его жена, которая ненавидела плакать и предпочитала слезам высоко поднятую голову, не сдержалась. И он прижал ее к себе и обнял крепко-крепко.
– Как ты думаешь, у него все получится? – прошептала Май, шмыгая носом.
– Даже не сомневайся, – уверил ее Илья. – Это ведь твой сын.
И Майя засмеялась.
* * *
Ваня вошел в комнату и резко остановился на пороге. Посреди гостиной стояла его сестра. Нет, в том, что там стояла сестра, не было ничего особенного. Но куда девались ее джинсы и короткие юбки, модные майки, неизменно собранные в высокий хвост длинные волосы? Этот хвост служил постоянной причиной подшучиваний. Ваня утверждал, что именно он, раскачивающийся за спиной, заставляет парней падать к ногам «снайпера Татьяны» целыми отрядами.
– ТТ, ты ли это? – поинтересовался брат, все же приблизившись.
Дуня улыбнулась, колдуя над прической дочери. Очень сложно было удержать ее густые тяжелые локоны, но в борьбу за красивый узел вступили лак и шпильки.
– И куда это мы в таком виде? – Ваня выразительным взглядом окинул платье.
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– В театр.
Одновременно ответили дочь и мать.
Ваня еще раз посмотрел на сестру и хохотнул:
– Ну ты даешь!
А потом его взгляд переместился на журнальный столик. Там лежала книга. Через секунду книга оказалась в Ваниных руках.
– «Ромео и Джульетта», – торжественно провозгласил он. – Ты на это идешь?!
– Отдай! – Таня дернулась.
– Стой на месте, сейчас все развалится, – скомандовала Дуня.
Ваня рассмеялся:
– Танька, ты серьезно на эту муть собралась?
Она сердито молчала. Тогда Ваня открыл книгу и начал с чувством декламировать:
– Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей…
– Отдай сюда! – Таня все-таки сделала шаг по направлению, но брат успел отскочить в сторону.
– Погоди-погоди, тут столько всего интересного, – сказал он, листая книгу. – Так… так… сцена на балконе… ее, наверное, в декорациях лучше читать, да? Ты стой на месте, а то мама прическу испортит.
И с этими словами Ваня выбежал на балкон, а Таня осталась неподвижно стоять, пока мама закрепляла узел лаком. Вскоре из-за приоткрытой двери раздалось высоким, почти женским голосом:
– Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!
Отринь отца да имя измени,
А если нет, меня женою сделай,
Чтоб Капулетти больше мне не быть.
– Ну все, готово! – провозгласила Дуня.
– Шут! – Таня тут же двинулась в сторону балкона. – Перестань кричать на всю улицу.
– Выходите оба оттуда! Простынете! – раздался вслед материнский голос.
Но брат и сестра Тобольцевы ее не слышали. Оба смотрели вниз и молчали. Там, около высоких раскидистых яблонь, стоял зеленый спортивный «мерседес».
– Мне пора, – наконец прошептала Таня.
Ваня в ответ лишь присвистнул.
Она на ходу поцеловала в щеку маму, схватила с крючка верхнюю одежду, уже обуваясь, поприветствовала отца, который только-только зашел в дом, и выбежала на лестничную клетку под крик брата: «Передавай привет Ромео!»
– Это она куда? – поинтересовался Тобольцев, провожая взглядом дочь, прежде чем закрыть дверь.
– На свидание.
– В таком виде?
– Ее пригласили на балет в Большой театр, – ответила Дуня, все еще держа в руках лак для волос.
– Однако.
Она смотрела на дверь таким взглядом – завороженным, что вопрос сам слетел с языка:
– Дуня, что случилось?
– Она влюбилась, – последовал ответ, и взгляд наконец переместился на мужа. – Наша дочь влюбилась.
– Нашла в кого, – проворчал Ваня.
– В кого?
Две пары родительских глаз внимательно смотрели на сына в ожидании ответа. И что им сказать? И вообще, с чего он взял, что знает ухажера Таньки, да и мало ли в Москве… зеленых спортивных «мерседесов»?
– В Монтекки! – торжественно произнес Ваня, помахав для наглядности книгой.
* * *
С ним все было не так, как с другими. Совсем не так. К своим двадцати четырем Таня решила, что знает о мужчинах если не все, то многое. Она рано начала нравиться, у нее был большой опыт свиданий, самых разных, и с каждым очередным становилось все скучнее и скучнее. Ничего нового, все одинаковое, предсказуемое, и поклонники быстро надоедали и получали отставку. Ей просто было неинтересно.
С ним все не так. И никогда не знаешь, что дальше. Что сделает, что скажет, как поведет себя. Это интриговало, затягивало и… довело до свидания. В Большом театре.