Хрупкие создания - читать онлайн книгу. Автор: Дониэль Клейтон, Сона Чарайпотра cтр.№ 9

И мне больно. Но не так больно, как было до этого.

Мама звонит каждое утро ровно в 7:30 и каждый вечер в 8:30, ни секундой раньше, ни секундой позже. Точная, как швейцарские часы. Она всего лишь хочет удостовериться, что ее крошка в порядке – то есть за полчаса до комендантского часа сидит в своей комнате, в безопасности, за закрытой дверью. Она никогда не звонит мне на мобильный, чтобы я не смогла ее обмануть, и приходится бегать к платному телефону в коридоре женского общежития – настоящему реликту древних времен. Но я и так всегда здесь – в классах, студиях, общежитии или комнате отдыха. Я только и делаю, что занимаюсь и танцую. Я – ее маленькая идеальная дочка.

Слежу за коридором, жду, когда вернется Джиджи. Она проснулась в шесть утра и поперлась в Центральный парк кормить уток. В прошлый раз она притащила мне цветок, и это мило, конечно. Наверное. Ей нравится бывать на природе, но лучше бы она потратила это время на разминку. Или сходила посмотреть, как там Бетт после вчерашней шумихи. Она ведь фея Драже, а значит, следующая жертва Эбни. Да и в принципе жертва. Мы тут не очень хорошо переносим изменения во внутренней иерархии. Я сама все еще в шоке от решения мистера К. И пока не знаю, как относиться к Джиджи. Иногда она мне нравится, иногда – ни капли. Слишком давно у меня не было друга. Я не знаю, как себя в таких случаях вести.

Утром еле встала, а все потому, что задержалась вместе со всеми поглядеть, как маман Бетт ее осаживает. Я не особо злорадствовала – по крайней мере, не как другие, – но я хотела знать, что нас ждет. Я люблю знать обо всем, что происходит в школе. Тут это действительно имеет значение. Все имеет: что ты ешь, как одеваешься, откуда родом, сколько весишь, какова твоя балетная техника, что у тебя за друзья, сколько у тебя денег, натренированы ли ноги, выигрывал ли ты соревнования, есть ли связи, получат ли родители билеты на сезонный спектакль, были ли они сами танцорами, знаешь ли ты историю балета. И я планирую узнать все и обо всех. Только так я смогу подняться на самый верх.

Подхожу к телефону в 7:26. Живот неприятно сжимается – жду звонка. Кажется, что я слишком плотно позавтракала. Мать всегда звонит ровно в половине, у меня есть в запасе четыре минуты, и я бегу в ванную в коридоре. Выплевываю воду, чай и грейпфрут. Два пальца в этом очень помогают.

Впервые я сделала это в третьем классе. Увидела, как мать опустошает желудок после вечеринки в соседском доме. Она вытащила меня из ванной – на лице что-то липкое, руки трясутся – и сказала, что американская еда может отравить нас, потому от нее лучше избавляться. Я спросила, зачем она тогда вообще ела, и мать объяснила, что это вежливо. Если будешь невежливым, тебя больше никогда не пригласят в гости. А это позор.

Теперь я почти всегда избавляюсь от того, что съела. Даже от корейской еды.

Зарываю эти мысли подальше. Это ведь ради балета, из-за моей любви к танцам. Голова уже не так сильно кружится. И желудок успокоился.

Возвращаюсь к телефону. Смотрю на часы – осталась минута. Готовлюсь схватить трубку после первого же звонка. Практикую позиции – первая, вторая, плие, тандю и па-де-буре, – а потом раздается звонок. 7:30. Тютелька в тютельку.

Снимаю трубку прямо перед вторым звонком. Мать даже не здоровается. Не уточняет, кто взял трубку. Ее голос звучит словно прямо у меня в голове:

– Я получила письмо от мистера Станитовского. У тебя двойка по математике. Двойка! Двадцать шесть процентов из ста. В чем дело? Тебе ведь это должно легко даваться. В Корее дети остаются в школе и после уроков. Усердно трудятся. Ты же только танцуешь целыми днями, а оценки ужасные.

Пытаюсь ответить, но она продолжает свою тираду:

– И Джун, университеты смотрят на все. В хороший тебе не попасть. И успешной не стать.

Мать никогда не называет меня просто Джун. Только полным корейским именем. Она продолжает, и я чуть отодвигаю трубку от уха. В балетной школе я уже почти десять лет, а она все еще не поняла, что вот это – моя мечта. Моя реальность. Я хочу танцевать и не хочу ни в какой колледж. Для нее это всего лишь глупое увлечение, которое пройдет, когда я вырасту, и разве что добавит дополнительную строчку в резюме, но не более.

Стараюсь не обращать внимания на ее слова – она, кстати, постоянно ошибается в произношении, – но каждое слово достигает своей цели. У меня горят щеки, я будто приклеилась к полу.

Я стараюсь выглядеть идеально. Чтобы лицо было как у куколки, чтобы все понимали, что я не какая-то там обычная девчонка, а балерина. Иногда мне кажется, что я могу стереть следы стресса лишним слоем пудры.

Мать продолжает на меня кричать, а я копаюсь в своей сумке – краем ухо слушаю, немного беспокоюсь, много надумываю – и надеюсь найти пудреницу в куче туфель, бинтов и теплых гетр. Я заказываю специальные пудреницы – без них я как без рук. Новую никак не могу найти с вечера. Пришлось использовать старую, а там пудры на донышке.

– Бросай уже свои танцы, – требует мама.

– Ни за что, – отвечаю почти бездумно.

– Что ты сказала?

Между нами повисает тишина. Хорошие корейские дети не перечат своим родителям. Так делают только белые, а я белая только наполовину и такими привилегиями не обладаю. Ее дыхание учащается. Пусть она не хочет этого признавать, но балет – у меня в крови. Пусть у меня не белоснежные волосы и не пронзительно-голубые глаза, но я заслужила быть здесь. Так же как Бетт, или Элеанор, или даже Алек.

– Ты тоже танцевала, – шепчу я.

Кажется, что сейчас она ударит меня по лицу прямо через телефон.

Мать прокашливается, и я практически вижу, как она поглаживает свою идеально выглаженную юбку и встает в позу. Иногда я так хочу, чтобы она рассказала мне, каково ей было здесь танцевать. Или поделилась какими-то особыми трюками, как бывалая балерина. Хотела бы, чтобы она надела один из старых костюмов, которые прячет под кроватью, и станцевала со мной.

Слушаю ее дыхание, считаю до трех. Наконец она отвечает:

– Что ты вчера ела? Держись подальше от этой ужасной американской еды. Я привезу чапчхэ и бачу гук ^[7].

Ну вот, она снова зарывает свои секреты подальше. Будет отрицать все до самой смерти.

– Может, Хе Джи подсобит тебе с математикой. Я беседовала с ее матерью. Миссис Йи говорит, что Сей Джин и остальные девочки постоянно приглашают тебя на вечеринки, а ты не приходишь. Сей Джин и Хе Джи ведь такие хорошие девочки.

Сей Джин нифига не хорошая. Да и я тоже. Это наши матери считают нас милыми и послушными, такими, какими мы стали бы, родись мы в Корее. Мы с Сей Джин были лучшими подругами и делили комнату. Сердце вопреки всему сжимается. Смотрю на дверь комнаты Сей Джин, нашу старую комнату, и вспоминаю, как близки мы были. С тех пор у меня не было настоящего друга.