Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Трофименков cтр.№ 25

В хоре возмущенных «Алькасаром» голосов выделялся голос великого кинокритика-коммуниста Айвара Монтегю, опубликовавшего открытое письмо Зануку (New Theater and Film, март 1937-го). Выказывая уважение великому продюсеру, британец как бы опровергал его искренние заблуждения. Вы думаете, что снимете фильм о горстке героев? Нет, вы собираетесь восславить «вооруженных до зубов предателей»: не героических мальчишек — хладнокровных убийц. Тех, кто, проиграв уличные бои с безоружным народом, увел в крепость на забаву и расправу женщин-заложниц. Тех, кто соревновался в снайперской меткости, расстреливая со стен Алькасара простых горожан. Тех, наконец, чье вызволение из осады марокканцы отметили, забрасывая гранатами и поджигая госпитальные палаты с ранеными республиканцами. Завершалось письмо грозно: «Наступит день, мистер Занук, когда вы об этом пожалеете». Занук поразмыслил и похоронил замысел «Алькасара».

Тем временем, зайдя в тупик, Вангер по совету Клёрмана вызвал из Нью-Йорка Лоусона: два года не имея заказов в Голливуде, он предавался политике и театру (его пьесу как раз ставила «Группа») на Восточном побережье.

Удачно, однако, все совпало: Лоусон смог приступить к руководству голливудским обкомом, а Вангеру предложил «замысел кульминационной ситуации»:

Морской порт, находящийся в руках лоялистов, окружен с суши армиями Франко, а с моря блокирован немецкими и итальянскими субмаринами. Население умирает от голода; люди узнают, что корабль с продовольствием пытается проникнуть в порт, и мы наблюдаем их лица, когда они собираются на холме, чтобы наблюдать за морем. Возникают слухи о том, что корабль потоплен. Однако ему удается прорваться через блокаду и благополучно войти в порт.

Лоусон подразумевал советское судно и фильм воображал тоже в советском духе, с народной массой в качестве главного героя. Но при всей благожелательности продюсеров народ не мог быть главным героем в фильме с участием Генри Фонды и Мадлен Кароль: или масса — или звезды.

В феврале 1937-го Брин предупредил Вангера, что санкционирует съемки, если стороны конфликта нельзя будет идентифицировать: униформа солдат не должна ничем напоминать униформу республиканцев или франкистов, а любые лозунги, политические дискуссии и слово «фашисты» исключены. Действие фильма, хотя все и понимали, что речь идет об Испании, разыгрывалось в некоем царстве, некоем государстве. «Блокада» (премьера — 17 июня 1938 года) — не столько антифашистский манифест, сколько шпионская вампука, едва ли не дискредитирующая борьбу с пятой колонной. Фермер Марко и пастух Лео сбивались с ног, обезвреживая фокусников-шпионов и официанток-вредительниц. Побеждала любовь: белокурая белоэмигрантка Норма, втянутая папой-антикваром в шпионаж, раскаивалась и не выполняла приказ взорвать судно с продовольствием.

Засыпанные взрывом в бомбоубежище герои разговаривали примерно так: «Марко, зачем вы застрелили моего отца?» — «Ах, оставьте, Норма, сейчас не время для грустных разговоров».

После таких диалогов нелегко всерьез воспринять ни фразу Марко «Эта земля наша, и никто у нас ее не отнимет», ни риторический вопрос в финале, брошенный в лицо зрителям: «Где совесть мира?»

Вся политическая составляющая фильма свелась к этим двум репликам.

Однако фильм запретили и в Болгарии, Германии, Испании, Италии, Литве, Португалии, и в тайно сочувствующих фашистским державам Гватемале, Перу, Сальвадоре, и в будущих жертвах: Сингапуре, Польше, Югославии, Чехословакии. Эти запреты наносили Вангеру существенный финансовый урон, но еще хуже дела шли на национальном рынке.

Одни только лавинные расторжения контрактов владельцами кинозалов, напуганными слухами о фильме как красной пропаганде, стоили Вангеру 130 тысяч долларов. Был отменен торжественный прием в Китайском театре Граумана. МОТР запретило киномеханикам показывать «Блокаду». Несмотря на избыток христианских символов и подчеркнутое благочестие героя, фильм осудили католические организации и «Легион благопристойности». Католик Джон Форд, авторитетнейший — с двадцатилетним стажем — член «Легиона», отмежевался от единомышленников, но его одинокий голос ничего не мог изменить. Из 38 прокатчиков и продюсеров, высказавшихся на страницах Motion Picture Herald весной 1939-го, 36 осудили «пропагандистский опус». Результат дискуссии был предопределен личностью издателя Мартина Куигли, соавтора кодекса Хейса. Но самым досадным было то, что дискуссию спровоцировал сам Вангер, заявив в Los Angeles Times (24 февраля 1939-го):

Кодекс отлично работает, когда речь идет об эскапистских фильмах, на которые он и был нацелен. Но когда его применяют к фильмам, пытающимся иметь дело с актуальными проблемами, заботящими мир, в котором мы живем, все идет наперекосяк. Демократия зависит от непринужденного и незамедлительного распространения идей и мнений. Кино — одно из потенциально величайших орудий сохранения демократии. Но, если его стреножат и взнуздывают, если оно не может говорить правдиво и свободно о великих проблемах, оно становится оружием, направленным против демократии.

Вызов Вангера, подцепившего, как вирус, агитпроповский тезис об искусстве-оружии, принял Глава RKO Джордж Шефер. Он посоветовал продюсеру, раз тому невтерпеж заниматься пропагандой, снимать кино и арендовать залы на собственные средства, а не на деньги акционеров.

Еще большую глупость Вангер совершил, оповестив Госдепартамент и прессу, что, по сведениям из достоверных источников, Франко внедрил в Голливуд агентов, чтобы те уничтожили негатив «Блокады». Позже Вангер признался в создании фейка: Франко, скорее всего, о «Блокаде» даже не слышал.

Урок пошел Вангеру впрок. Той же весной он покинул организацию «Фильмы за демократию», одним из основных спонсоров которой был наряду с Шервудом Андерсоном, Драйзером, Лангом, Марчем, Дадли Николсом. Собственно говоря, это был переименованный Frontier Film, в эйфории Народного фронта растерявший революционный запал. Но Вангер не остался внакладе, уже осенью возглавив Киноакадемию.

«Блокада» не стала ни триумфом НФ, ни шедевром, но историческую роль сыграла, нарушив табу на антифашизм. Закрепить прорыв Лоусон, Вангер и Дитерле пытались сценарием «Персональная история» о любви репортера Джо и красавицы немецкого происхождения Мириам. Узнав, что с ее матерью случилось несчастье, они отправлялись в Берлин. Выяснялось, что мать покончила с собой, не желая отречься от мужа-еврея — доктора Бергеманна. Джо обращался в антифашистскую веру, спасал еврейских детей и вызволял Мириам из гестапо. Параллельно больная жена нацистского бонзы умоляла доктора спасти ее, но он, хотя никто в мире, кроме него, не мог ее прооперировать, отказывался: евреям запрещено лечить арийцев.

Все они попадали в Вену, доктор оперировал несчастную, но тут в Австрию вступал вермахт, а в операционную врывались гестаповцы. Доктор с чистой совестью заверял их, что в жилах пациентки течет (после переливания) еврейская кровь. Перевоспитавшийся бонза советовал героям вернуться в Америку и бить там во все колокола.

Лейтмотив фильма — и это в зачищенном от еврейской темы Голливуде — разговоры о еврейской гордости.

Брин и Хейс, как им свойственно, потребовали множества поправок (их выполнил Бад Шульберг) и надолго замолчали. 29 июня Вангер закрыл фильм, сославшись на «трудности с кастингом», и дал слово вернуться к нему при благоприятных обстоятельствах. Слово он сдержал: сценарий Лоусона лег в основу «Иностранного корреспондента» (1940), только вот найти в фильме Хичкока даже тень его невозможно.