Одесса заверила, что все в порядке.
– Как вообще дела? – допытывалась миссис Хардвик. – С ФБР, твоей карьерой?
– Думаю, моей карьере настал конец, – вздохнула Одесса.
– Господи, нет! Ты ведь… ведь ты не…
Кудахтанье матери всегда раздражало Одессу, заставляло чувствовать себя провинившимся ребенком. Мать знала, на какую кнопку надавить. Собственно, она и установила эти кнопки.
– Мама, нет смысла рвать на себе волосы, главное – понять, как жить дальше с этим клеймом. Еще неизвестно, чем это обернется, – неосторожно добавила Одесса и поспешила исправить оплошность: – Но все наладится, не сомневайся.
– Твоя юридическая степень?
– Да, моя юридическая степень.
– У тебя всегда есть запасной план. Прямо как у отца.
При упоминании об отце Одесса помрачнела. Мать по-прежнему боготворила его, чем восхищала… и огорчала дочь.
– Мам, ты ведь младшая из семи детей?
– Младшая, младшая, – засмеялась мама и принялась перечислять имена братьев и сестер. – А почему ты спросила?
– Просто так, но…
– Я всегда мечтала родить семерых, – перебила мать. – Когда растешь в большой семье, хочется, чтобы своя была не меньше. Правда, и лет мне было как тебе, а дети любят подражать взрослым. Но теперь уж что говорить.
– У тебя шестеро, тоже немало.
– За глаза, – согласилась миссис Хардвик и вдруг закашлялась.
У Одессы отлегло от сердца – хотя бы тут гадалка ошиблась.
– Правда… правда, один ребенок родился мертвым.
Одесса вздрогнула, мокрые пряди рассыпались по плечам.
– Ты никогда не рассказывала…
– Моя самая первая беременность… Девочка умерла.
– Погоди, погоди… Она уже родилась мертвой?
– Скончалась прямо у меня на руках. Она не прожила и часа.
Почувствовав головокружение, ошарашенная Одесса схватилась за косяк:
– Получается… чисто технически… я седьмая дочь седьмой дочери?
– Ну, чисто технически – да. Хотя формулировка очень странная.
– А почему ты раньше не рассказывала?
– Потому что мне очень тяжело об этом говорить, – с непривычной резкостью откликнулась мать.
– Извини. – Одесса устыдилась, что разбередила старую рану, совершенно не заботясь о материнских чувствах. Седьмая дочь седьмой дочери. Как прикажете это понимать?! – Мама, прости… не представляю, какую боль тебе пришлось испытать. И если честно, боюсь представить.
Такая сила заслуживала восхищения и отчасти искупала – а заодно объясняла – последующие годы слабости.
– Одесса, скажи, почему такие вопросы?
От старой гадалки.
– Да так, мам… Просто копаюсь в себе.
– Доченька, ты подумываешь завести семью?
– Семью? Нет! Конечно нет!
– Ты беременна?
Приехали.
– Нет, мама. Даже не бери в голову.
– Кстати, твоя сестра ждет третьего.
Еще две минуты Одесса отражала яростный натиск и пыталась закончить тягостный разговор. Наконец мать повесила трубку, и девушка уставилась невидящим взглядом в экран.
Из головы не шли слова гадалки. Старуха оказалась права во всем. Однако Одесса отчаянно сопротивлялась, отказывалась поверить.
Она спрашивает, хотите ли вы узнать о своем отце, переводит негритянка.
А потом закатившиеся глаза старухи, когда напротив уселся Хьюго Блэквуд. Ее обморочное состояние.
Одесса бросилась в кухню. Чашка все еще стояла на столе – немытая.
Чашка, из которой пил Хьюго Блэквуд. Которую он держал в руках.
Не обращая внимания на пристальные взгляды, направленные ей в спину, Одесса миновала вестибюль башни Клермонт. Только острая необходимость вынудила ее вернуться в департамент Нью-Джерси. Верная подруга Лорена ждала ее в комнате для совещаний.
Они обнялись. Лорена окинула Одессу придирчивым взглядом, пытаясь по цвету лица определить ее состояние.
– Выглядишь отлично.
– Спасибо.
К счастью, в комнате нашелся фирменный кувшин Мейсона и два стакана. Дрожащими руками Одесса налила себе воды.
– Молодец, не раскисаешь, – похвалила Лорена. – Я бы на твоем месте превратилась в развалину. Мне очень тебя не хватает. Что говорят адвокаты?
Одесса неопределенно пожала плечами и отпила из стакана.
– Что говорят? А что тут можно сказать?
– Много чего. Все это чушь собачья. Ты прекрасный агент, Десса. Понятия не имею, что там случилось, но точно знаю: ты бы не стала палить направо и налево.
– Спасибо.
– Болтают, будто… Слухам я не верю, но предупредить обязана… в общем, болтают, что у вас с Леппо был роман.
Одесса ощутила приступ гнева и дурноты:
– Вот дерьмо!
– Полностью согласна. Я сказала то же самое: дерьмо, причем полное. Но людям подавай мотив, причины. Зачем агентам понадобилось стрелять друг в друга? Шовинисты проклятые, не допускают даже мысли, что у Леппо могло снести крышу. Истерика у мужчины. Нонсенс!
– Он чуть не убил ребенка. Понимаю, звучит чудовищно, но так и было. Я не нахожу объяснений его поступку, и вряд ли кто-то найдет. Однако факт остается фактом: Леппо собирался перерезать ей горло, а все обсуждают, не кувыркались ли мы на стороне?!
– Племенной инстинкт, извечное противостояние мужчин и женщин. Короче, плюнь и разотри.
– Бедная его жена, – пробормотала Одесса; о супруге Леппо она думала постоянно.
– На нее в последнее время страшно смотреть. Впрочем, немудрено.
Одесса боялась даже вообразить, каково сейчас несчастной вдове. Слышать, что ее муж – честнейший и порядочный человек – погиб из-за любовной интрижки. Версия совершенно нелепая… оставалась надежда, что до жены Уолта не дойдет этот бред.
Внезапно Одесса вспомнила про бумажный пакет под мышкой.
– Лорена, окажи мне услугу.
– Все, что угодно, – откликнулась та и осеклась, памятуя о недавней просьбе раздобыть снимки из дома Питерсов. – Погоди… Какая услуга требуется на сей раз?
Одесса вручила ей пакет, но Лорена не спешила заглянуть внутрь.
– Проклятье! Что там у тебя?
– Чайная чашка. Сделай полный биометрический анализ, включая ДНК и пальчики.
Лорена ошеломленно уставилась на подругу, потом ее губы медленно растянулись в улыбке.
– Ты хоть понимаешь, о чем просишь?