Чудеса случаются! - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Шумак, Татьяна Чернецкая cтр.№ 12

Растрепанная, замученная Вера выглядела женщиной на грани нервного срыва. Василий, холеный и гладкий, берег себя, не надрывался. Ухаживал за перышками, пел для супруги. Или… рассказывал, кого видел, что узнал.

Голос у него был тише, чем у Веры, но зато богаче на оттенки, а звуковая палитра ярче. Василий немного растопыривал крылья и эффектно раскрывал их, схлопывал веер хвоста.

Вера млела, любовалась супругом. Глаз с него не сводила. Это было забавно.

Крупные птицы иногда устраивали показательные выступления парного синхронного полета. Ни до, ни после я не видела такого красивого рисунка. Они буквально вышивали в небе. Параллельные линии, ритмичные взмахи сильных крыльев, горки, перевороты, пике. Натанцевавшись, садились рядом, молчали. Потом Вера шла к детям, а Василий отправлялся за добычей.

Птенцов учили летать тоже сообща. Горластая малышня смотрела за родителями внимательно, постигая науку полета.

Часто к нашей паре в гости заглядывал кто-то из друзей Василия. Они отлетали в сторону, устраивались рядком на ветке, болтали. Кидали вниз на проходящих по дорожке людей мусор. Обычно фантики от конфет и легкие деревянные палочки от мороженого. Когда напуганный человек охал, ахал, подпрыгивал, ругался, грозил кулаком, матерился, счастливые подельники начинали пританцовывать на ветке и громко смеяться.

Вера в этой забаве участия не принимала никогда. Но Вася и его друзья целые представления устраивали.

Помню, как вороны трогательно обожали друг друга, перебирали перышки, любовались, поглядывали на нас. Дочь кивала, мол, да. Вы такие классные! Вася немедленно соглашался. Вера сомневалась.

Пара вывела птенцов. Больше никто не ночевал в гнезде. Вороны всей стаей, освободившись от родительских обязанностей, летали, кричали, шалили. Купались в лужах. Ели. Отдыхали. В сквере появлялись регулярно. Наблюдать за ними было очень интересно.

Моя дочь различает больше тридцати оттенков крика ворон. Хвастовство, дружеский треп, предупреждение об опасности, приятельское узнавание и так далее.

Самым горьким открытием стал звук, означающий боль утраты. Мы не знаем, что именно случилось с Верой, как она погибла.

Но мы услышали плач Василия. Дочь выскочила на балкон, позвала меня и прошептала:

– Мама. Веры больше нет. Мама, посмотри, как ему больно.

Вася скакал по веткам возле гнезда. В горле клокотало. Он растопыривал крылья, схлопывал их. Улетал и возвращался обратно.

Потом прибыли друзья. Пара крупных ворон сидела рядом. Вася то визжал, то всхлипывал. Ему тихо, угрюмо сочувствовали.

Вася замолчал через сутки, не раньше. Нахохлился. Оставался на ветке у гнезда в дождь и ветер. Не искал укрытия, как остальные птицы.

До этого момента я не знала, что вороны однолюбы, что не ищут замены погибшей паре, что страдают.

Через полгода в феврале одинокий Вася суматошно пытался ремонтировать гнездо. Хватал палочки, совал их, пристраивал. А потом опять взялся стонать и плакать. Кинул обломок веточки вниз. Бросил гнездо. Вернулся. Снова бросил.

Было невероятно жаль его.

Дочь разговаривала. Звала. Раскладывала на балконе угощения. Но то, что принималось им раньше, когда Вера была жива, теперь Вася просто не замечал. Он не общался с нами, хотя раньше шел на контакт. Мы перестали существовать. Прежний весельчак и балагур исчез, стал мрачной несчастной птицей. Мир Василия сузился. В нем больше не было Веры.

Василий прилетал к гнезду постоянно. Сидел рядом.

Друзья не оставляли Васю, заманивали играть. Я видела, как ему совали палочку, фантик. На. Ты же любишь это! Вон внизу подходящая жертва. Это Марьпетровна. Будет орать и топать ногами. То-то повеселимся!

Вася крутил башкой. Отсаживался в сторону и не принимал участия в прежде так любимой им забаве.

Мы прожили в этом доме еще около трех лет.

Одинокий Вася пропал перед тем, как мы уехали на другой конец Москвы.

Теперь, когда слышу дребезжащее пение счастливых ворон, например, крик стаи, отправляющейся по делам, или вижу дружеские игры этих птиц… я улыбаюсь.

Меня больше не раздражают их резкие сильные голоса.

Все крупные умные московские вороны напоминают мне Веру с Васей и их чувства.

Дело было в первый год знакомства Елизаветы и Вольта. Они оба, юные, странные, необученные, дерзкие и довольно категоричные существа, встретились на конюшне нос к носу. Тогда его звали иначе…

Тощий молодой жеребец с выпирающими ребрами и скверным характером козлил, не слушался, за что регулярно получал. Его сдавали в аренду. Наказывали. И свое паспортное имя он терпеть не мог. Видимо, не просто так…

Называли и дергали дурью уздечку? Называли кличку и пускали в ход хлыст?

Словом, когда эти два одиночества, два подростка столкнулись, любовь никакая не вспыхнула. Он не верил людям. Терпеть их не мог. Она ничего почти не умела в отношении лошадей. Но был талант и горячее желание учиться, взаимодействовать. А в какой-то странный момент дочь решила – мой. Будет мой. Однажды.

К взаимопониманию, уважению, послушанию без наказаний шли непросто. По дороге спотыкались, козлили, обижали друг друга.

Переломным, как я понимаю (могу ошибаться), стал момент, когда у Вольта случились колики. Чтобы вы понимали, для лошади это не просто плохо – смертельно опасно. Особенно если от боли ляжет или начнет кататься. Единственное, что помогает – хороший ветеринар с уколами, а главное – ходьба. Спокойная, длинная ходьба. Но это во время дикой, чудовищной, лишающей разума боли. Боли, которая оглушает, делает психом, трусом. Лошади в принципе склонны к панике. Когда у них колики, они ничего не воспринимают. Не осознают. Итак – колики.

Елизавета была недалеко. Ей позвонили. Она примчалась. Увидела – лежит. И знала, начитанная девочка, что это – приговор. Сначала надо было поднять. Уже потом звонить ветеринару. Советоваться, просить приехать и так далее. Все потом. Первое – заставить встать. А у него от боли соображалка отказывает.

Лиза повалилась рядом на колени, взяла за шею, стала дергать, умолять, плакать, приказывать – все сразу. В не пойми каком порядке. Тянула вверх. Уговаривала. А он не понимал, что от него нужно. Зачем? Ведь боль невыносимая. Слезы. Сопли.

«Отстань, дура. Дай умереть спокойно…»

Она не могла отойти, отвязаться.

Других вариантов спасения нет. Хватала за гриву, толкала в плечо. Тянула вверх, просила и приказывала. Ругалась матом, как матерый прораб на стройке или боцман на пиратском корабле. Ревела. И в какую-то секунду поняла: подниму, справлюсь.

Вольт хрипел, фырчал, а потом словно спросил, мол, уверена?

«Ты, человечек? Знаешь, что нужно? Серьезно? Я тут помираю, а ты хочешь, чтобы поднялся?»