~
Вообще-то человечество не так уж давно читает. Первый алфавит появился около 2000 г. до н. э.
[71]. Три тысячи лет спустя, около 1100 г., китайский изобретатель Би Шэн впервые в истории применил для печатания подвижный шрифт, однако широкое распространение эта технология получила лишь спустя несколько веков. Примерно через три с половиной столетия после Би Шэна, в 1450 г., Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок. Получается, что от создания алфавита до разработки механизма для его применения прошло в общей сложности свыше трех тысяч лет – и еще около четырех веков, прежде чем станок Гутенберга стали широко применять, в результате чего в повседневный обиход обычных людей стало входить чтение, а в обиход общества – распространение печатного слова.
У некоторых людей мозг не очень хорошо умеет расшифровывать буквы, расположенные на бумаге. Это дислексия – «дефект способности к обучению, связанный с чтением». Она имеет неврологическую природу, часто носит генетический характер и никак не связана с уровнем интеллекта или эффективностью обучения. Она может вызывать затруднения, мешающие непринужденному чтению про себя и/или вслух, пониманию прочитанного, расширению словаря. Порой именно ею объясняется «творческое» написание некоторыми людьми тех или иных слов. Она может порождать неуверенность в себе, чувство незащищенности. По оценкам ряда специалистов, около 15 % американцев – дислексики
[72].
Даже если мозг человека точно интерпретирует буквы, все школьные годы уходят на то, чтобы как следует научиться читать (мы помним, что Воннегут особо это подчеркивает). И все равно для многих этот процесс остается затруднительным: 32 млн взрослых американцев вообще не умеют читать. Это 14 % [взрослых] жителей США – примерно каждый седьмой. А 21 % читает на уровне ниже пятиклассника. Возможно, в эту статистику попали и люди с дислексией
[73].
Курт именует чтение искусством. Это не врожденная способность. Это нужно научиться делать. И, как и со всяким искусством, можно на протяжении всей жизни набираться опыта восприятия литературы – и учиться получать от этого всё больше удовольствия.
~
Смотрите, сколько усилий затратил Воннегут, стараясь, чтобы его читатели поняли и зримо представили себе одно из ключевых понятий романа «Колыбель для кошки» – вещество под названием «лед-девять». Он достигает этого, заставляя одного из персонажей, доктора Брида (видимо, специалиста по данному вопросу), объяснить предмет повествователю. И мы, читатели, тоже учимся:
– Различные жидкости, – начал доктор Брид, – кристаллизуются, то есть замораживаются, различными путями, то есть их атомы различным путем смыкаются и застывают в определенном порядке.
Старый доктор, жестикулируя веснушчатыми кулаками, попросил меня представить себе, как можно по-разному сложить пирамидку пушечных ядер на лужайке перед зданием суда, как по-разному укладывают в ящики апельсины.
– Вот так и с атомами в кристаллах, и два разных кристалла того же вещества могут обладать совершенно различными физическими свойствами.
‹…›
– Теперь представьте себе опять пирамидку пушечных ядер или апельсины в ящике, – сказал доктор Брид. И он мне объяснил, как строение нижнего слоя пушечных ядер или апельсинов определяет сцепление и спайку всех последующих слоев. Этот нижний слой и есть зародыш того, как будет себя вести каждое следующее пушечное ядро, каждый следующий апельсин, и так до бесконечного количества ядер или апельсинов.
– Теперь представьте себе, – с явным удовольствием продолжал доктор Брид, – что существует множество способов кристаллизации, замораживания воды. Предположим, что тот лед, на котором катаются конькобежцы и который кладут в коктейли – мы можем назвать его «лед-один», – представляет собой только один из вариантов льда. Предположим, что вода на земном шаре всегда превращалась в лед-один, потому что ее не коснулся зародыш, который бы направил ее, научил превращаться в лед-два, лед-три, лед-четыре… И предположим, – тут его старческий кулак снова стукнул по столу, – что существует такая форма – назовем ее лед-девять – кристалл, твердый, как этот стол, с точкой плавления или таяния, скажем, сто градусов по Фаренгейту, нет, лучше сто тридцать градусов
[74].
– Ну хорошо, это я еще понимаю, – сказал я
[75]
[76].
~
Именно к этому вы и должны стремиться: чтобы читатель всегда понимал вас.
~
Этот призыв к сочувствию – «Пожалейте читателей» – финальная рекомендация в эссе «Как писать хорошим стилем».
~
Читая воннегутовские романы, я часто теряю нить повествования. Вообще, умение следить за развитием сюжета не относится к числу моих сильных сторон как читателя. Как правило, происходящее с персонажами занимает меня слабее, чем мои эмоциональные отклики на текст, так что иногда я не обращаю особого внимания на фабульные намеки или последовательность событий.
Впрочем, в этом виновата не я одна. Часть вины – на Курте. Он не всегда достаточно ясно описывает происходящее. Иногда у него в книгах происходит слишком много всего.
Однажды я прочла рецензию (не помню, чью и на какой именно роман К. В.), автор которой замечала, что так же путается в бесчисленных событиях воннегутовских книг, но от этого лишь быстрее читает. Рискну дать диаметрально противоположную рекомендацию: читайте медленнее. Гораздо медленнее.
Перечитывая наследие Воннегута при подготовке этой книги, я попутно делала заметки, что существенно замедлило чтение. Тогда-то я и обнаружила: хотя его манера и побуждает читателя не отрываться от текста, а читать всё дальше и дальше, более ленивый темп чтения приносит больше удовольствия и понимания – и заставляет выше ценить эти тексты.
Глава 2
О том, как писать художественную прозу
Многие мудрые советы, касающиеся писательского ремесла, можно применить к любому жанру или форме. Но чем более специализирован ваш текст, тем более специализированных рекомендаций требует его написание.