Горбачеву и его команде предстояло идти нехожеными тропами: никто еще не выбирался из тоталитарной системы собственными силами. Ни одна страна не имела такого опыта. А Михаил Сергеевич еще долго искал ответы в трудах Ленина.
— Я не приемлю частную собственность на землю — хоть что вы со мной делайте, — говорил Горбачев осенью 1989 года. — Не приемлю. Аренда — хоть на сто лет, даже с правом продажи арендных прав, с наследованием. Да! А частную собственность с правом продажи земли — не приемлю.
Формула советской экономики: получить как можно больше ресурсов и добиться минимального плана, то есть произвести как можно меньше. Директора утаивали производственные мощности, завышали заявки на ресурсы, а информацию скрывали.
Советские руководители гордились плановым характером экономики. Но планы не отражали реальности. Цифры начальством принимались только высокие, пусть даже дутые. Попытки опуститься на грешную землю и вернуться к реальности сурово наказывались. Как говорил один из основателей Госплана академик Станислав Густавович Струмилин, лучше стоять за высокие планы, чем сидеть за реальные.
«Все сходились в главном, — писал Рыжков, — надо кончать с давно устаревшим жестким, всеохватывающим планированием, администрированием в экономике».
Но искали легкое решение проблемы. Думали: правительство даст директорам предприятий свободу, и экономика заработает сама собой. По этому пути Горбачев с Рыжковым и пошли. Закон «О государственном предприятии» (1987 год) освободил предприятия от опеки министерств. В сентябре 1988 года политбюро упразднило отраслевые отделы ЦК КПСС. Рухнули два столпа административного распределения ресурсов. Но альтернативный механизм распределения ресурсов не появился.
В советской системе баланс между спросом и предложением определялся не изменением цены, а указаниями начальства. Когда плановые задания уменьшили, чтобы дать руководителям возможность более эффективно использовать имеющиеся ресурсы, что произошло? Рост производства сократился, а зарплаты поднялись.
В реальном социализме предприятия работают только из-под палки. Такова природа командно-административной системы. Когда давление на предприятия сверху прекратилось, производство рухнуло. Нужны были все институты рыночной экономики: права собственности, конкуренция. Без этого, как мы теперь понимаем, ничего не работает. Без рыночного распределения ресурсов, без рынка, на котором продаются и покупаются средства производства и произведенная продукция, без рыночных цен, определяющих, какой товар дешевый, а какой дорогой, начался хаос.
Получилось, что в результате реформ стало еще хуже, чем было до начала перестройки. Заметим, что вину за это Михаил Сергеевич должен разделить с правительством страны, страдавшим экономической некомпетентностью, и всей экономической наукой, не способной в те решающие годы предложить верный и относительно безболезненный путь перевода народного хозяйства на рыночные рельсы. Если, впрочем, такой путь вообще существовал.
Невероятные усилия были употреблены для исправления врожденных пороков командно-административной системы. И все попытки завершились провалом. Предсказания марксистов не сбылись: капитализм не породил своих могильщиков из числа рабочих, а вот плановая система породила рабочих и директоров, которые охотно отправили ее на свалку истории.
Михаил Сергеевич, подобно своим предшественникам, в любой момент мог отступить и переложить все заботы на плечи наследников. В таком случае он бы сохранил власть. Но Горбачев считал, что отступать дальше невозможно: происходит необратимый упадок страны.
Чиновники теряли влияние и привилегии, возмущались, озлоблялись.
К материальным потерям прибавлялись психологические. Огромный управляющий слой жаловался на неуверенность и неопределенность: выбили из колеи, нет ни славной истории, ни ясного будущего. Мало кто находил в себе силы признаться, что жизнь потрачена впустую.
Горбачев пришел к выводу, что дело в бюрократическом аппарате, который всему мешает: надо дать людям свободу, чтобы они сами взялись за дело.
«У нас в ЦК, — писал второй секретарь Пензенского обкома Георг Мясников, — дремучий аппарат, закосневший в бюрократизме, “чегоизвольщине” и т. п. Каждый думает о себе, держится за свой стул. На идеи и идеалы ему наплевать, лишь бы угодить начальству. Нет, это стиль страшный, не имеющий отношения к человеческим нормам».
Едва начались политические реформы, как партийный аппарат и госбезопасность утратили контроль над обществом. Сколько десятилетий эта система казалась непоколебимой, несокрушимой. Но она пребывала таковой только до того момента, пока оставалась цельной. Стоило изъять один элемент — насилие! — как все стало рушиться.
Часто звучит: «Если бы Горбачева не пустили к власти, социализм можно было спасти». Но «ересь» началась до Горбачева. Надо было, в таком случае, останавливать Косыгина с его экономической реформой, а заодно и склонного к некоторому либерализму Брежнева… Так ведь все началось еще раньше — с хрущевской оттепели. Вот если бы остановить Хрущева… Тогда был бы Берия. Нынче Лаврентия Павловича полуиронически-полусерьезно именуют первым перестройщиком. Его реформы 1953 года, испугавшие коллег по партийному руководству, были попыткой самоспасения режима.
Но ни одна из реформ реального социализма в нашей стране не увенчалась успехом! Упирались в догмы социалистической экономики, останавливались и отступали, оставляя наследникам груз нерешенных проблем.
«Горбачев, — сочувственно говорил президент Франции Франсуа Миттеран, — напоминает мне человека, решившего закрасить грязное пятно на стене своего дома. Но, начав зачищать стену, увидел, что шатается один из кирпичей. Попробовал его заменить, и тут обрушилась вся стена. А принявшись ее восстанавливать, обнаружил, что сгнил весь фундамент дома».
Наши властители не забывали облагодетельствовать свое окружение. Леонид Ильич Брежнев, как-то расслабившись, благодушно сказал:
— Я сейчас вроде как царь. Только вот царь мог деревеньку пожаловать. Я деревеньку пожаловать не могу, зато могу дать орден.
Горбачев и орденов не раздавал. Но оставшиеся верными ему интеллектуалы искренне ценят Михаила Сергеевича за то, что он сделал для страны и мира, — несмотря на его ошибки, промахи, неудачи. Горбачев впервые после февраля семнадцатого избавил народ от страха перед властью. Вернул людям то, что принадлежит им по праву, — свободу. Вернул в общество религию и церковь. Вернул России историю и национальное самосознание.
И еще он закончил холодную войну. Внешняя политика, которую проводил Горбачев, перевернула всю картину мира. Если США и НАТО не собираются на нас нападать, если Запад не враг, а друг, то зачем пугать страну неминуемой войной и призывать людей затягивать пояса и еще теснее сплачиваться вокруг КПСС?
Первая леди
«Четвертый день читаю, перечитываю, снова перечитываю письма Михаила Сергеевича. Всё. Я прощаюсь с ними. Уничтожаю одно за другим. Сердце сжимается, слезы застилают глаза», — записала в дневнике уже после путча, 27 августа 1991 года, Раиса Максимовна Горбачева.