Полезное наблюдение сделал социолог Боб Блонер: в Америке никогда не существовало общественного консенсуса относительно ситуации с расизмом — вне зависимости от экономического положения в стране на данный момент, «белые всегда склонны видеть расизм в упадке, замечая растущее присутствие чернокожих в среднем классе. Последние же, напротив, постоянно склонны рассматривать расизм как сам принцип существования американского общества»
[87]. Иными словами, ситуация с расизмом в Соединенных Штатах напоминает рассказ Акутагавы «В чаще» (1922), где четыре персонажа совершенно по-разному интерпретируют одно и то же событие. Расизм не зависит от того, принимается ли тот или иной закон или поправка, минимизирующая риски расистских проявлений, а от того, кто говорит. Мартин Карной пишет, что «самоидентификация афроамериканцев всегда зависела от политики в обществе»
[88]. Но нельзя сказать, что то же самое не относится и к белому населению, а тем более сегодня. С введением идеологии PC (politically correct), белые стали в очень большой степени политическим конструктом. Уже нельзя быть просто белым, нейтрально белым, как, к слову, нельзя быть просто французом (по схожим причинам) — можно быть белым виноватым, кающимся, белым, которому случайно повезло, как сам себя назвал нынешний кандидат в президенты Джо Байден, белым, выступающим против расизма и т. п. Раса, как и пол, больше не является биологической категорией, она не существует вне политики — она существует для политики.
Black Lives Matter приняло формы большевизма — это прямой результат террора идеологии «политической корректности» (одного из элементов нового фашизма), которая была запущена в США примерно два десятилетия назад. Все началось с того, что интеллигентам из университетов наказали, как правильно писать слова, обращенные к так называемым меньшинствам, в том числе и женщинам. В текстах, при обращении к фигуре читателя, в любых научных или научно-популярных книгах и статьях, нужно было писать «he or she» (он или она), а еще лучше — «she» (она); черному населению Америки долго искали подходящий термин, чтобы избежать слова black, означающего в данном случае цвет кожи. Хотя чем black хуже или обиднее white — непонятно; вероятно, только тем, что black ассоциируется с рабством. Но рабство в Соединенных Штатах отменили в 1862 году указом президента Авраама Линкольна, через год после отмены крепостного права в России — очередной пример синхронизации истории наших двух стран, — а в 1863-м закреплено Прокламацией об освобождении рабов. И сейчас слово black вернулось обратно и стало главным маркером движения: не Afro-American, не Negro, а именно black lives matter, что говорит о нежелании самих протестующих соблюдать политически корректный лексикон, навязанный белыми. Они хотят, чтобы их воспринимали, им поклонялись и давали деньги именно как blacks.
Большевизм Black Lives Matter заключается в абсолютном неприятии иного мнения: кто не с нами, тот против нас! Как в период русской революции, происходит раскол в семье, чаще между детьми и родителями. Школьница из Луизианы Изабелла, ставшая уже знаменитой, записала ролик, где говорит, что ненавидит своих родителей за то, что они с ней спорят о Джоржде Флойде и сомневаются в его праведности. Другая школьница, и не она одна, посылает родителей матом за сомнение в правильности движения и неприятие погромов. Журналиста Fox News Такера Карлсона, который сказал, что «маленькая группа людей [опять же — меньшинство], завладело нашей страной и устанавливает свои правила», объявили расистом и потребовали выгнать с работы. Американские школьники становятся Павликами Морозовыми, и мало сомнений в том, что если понадобится, они сдадут своих пап и мам с не меньшей легкостью, чем это сделал их русский предшественник.
Важно другое: black и white — мифологические коннотативы, разделяющие американскую культуру напополам. На более глубоком уровне, и не только в Америке, black и white — не цвета, а социальные позиции. Мы помним о белых рабах, ирландцах, захваченных англичанами во время войны с Ирландией в 1649–1651 годах; один из потомков ирландцев, Джон Кеннеди, станет президентом, как позже Барак Обама, сын кенийского экономиста и белой женщины. Ирландские рабы мало чем отличались от своих чернокожих собратьев, ни по статусу, ни по качеству жизни. Были и так называемые indentures — люди, продававшие свою свободу за право работать в колонии или у другого работодателя с целью последующего «выкупа» своей свободы.
Не забудем, что первый мегауспешный сингл-видеоклип Майкла Джексона, выпущенный в ноябре 1991 года, назывался «Black or White». Во второй его части, попавшей под цензуру, герой Джексона превращается в черную пантеру, ломая и круша все на своем пути, примерно как сегодня восставшие на улицах Нью-Йорка. Странно, к слову, что сегодня не жгут портреты певца, посмевшего «перекрасить» свою кожу в белый цвет или того же Армстронга, который фактически стал иудеем. Вероятно, о Джексоне просто забыли. Однако его опыт — телесно перейти в белую расу — с позиций сегодняшнего дня крайне интересен: исполнитель словно хотел стереть границы и тем самым преодолеть американский черно-белый миф, споря в этом плане с «Унесенными ветром».
Отчасти Джексон-черная пантера отсылает к «Черным пантерам» — партии, возникшей в середине 1960-х годах благодаря усилиями Хьюи Ньютона (1942–1989) и Бобби Сила (1936–), которые не приняли идеи Мартина Лютера Кинга, сдобренные гандистской ахимсой (непричинением зла), и решили сопротивляться по-ленински, с оружием в руках, следуя более близким им Че Геваре, Францу Фанону и главным образом Малкольму Икс (1925–1965), борцу за права черных, который исповедовал радикальный ислам. В 1952 году Малкольм Икс, выйдя из тюрьмы, примыкает к «Нации ислама», основанной в 1930-м Элайджем Мухаммадом — организация, проповедовавшая необходимость обособления чернокожего населения Америки от белого, включая экономическую независимость. В наши дни организацией руководит Луис Фаррахан, особенно не скрывающий свои расистские и антисемитские взгляды
[89].
Огромное влияние на Ньютона произвела книга борца за гражданские права черных Роберта Уильямса (1925–1996) «Негры с оружием» (Negroes with Guns, 1962), которую он написал, находясь в изгнании на Кубе. Уильямс был обвинен федеральным правительством в похищении людей и скрывался от властей на «острове свободы» под патронажем Фиделя Кастро. Книга Уильямса — интересный документ, она приятна по стилю и звучит как вполне искренний призыв обратить внимание на проблему: «Большинство белых людей даже не подозревают ту степень насилия, с которой негры на Юге имеют дело каждый день — на самом деле, каждый час»
[90].