История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зотов cтр.№ 25

Но все же основная масса алхимических трактатов, переведенных арабами с древнегреческого, сирийского, персидского и других языков, попадает в Европу через переводы с арабского. Первым из них был труд «Книга о составе алхимии», переведенный английским ученым Робертом Честерским во время его пребывания в граничащей с Кордовским халифатом Сеговии (Испания) в 1144 г. Этот и последующие переводы с арабского закладывают камни в фундамент будущей популярности алхимии, практически сразу распространившейся по всей Европе. Переводят псевдо-Ибн Сину, мусульманина, скрывавшегося под именем Аристотеля, Джабира ибн Хайяна, ар-Рази и т. д. Появляются первые европейские алхимики, которые почти сразу же связывают свое искусство с христианством.

Один из первых златоделов Европы Роджер Бэкон (1214–1292) был монахом и активно занимался священным искусством: именно он впервые отделил практическую, лабораторную алхимию от умозрительной, т. е. натурфилософии. Из-за необычных занятий о монахе стали сочинять истории. В XVI в. его считали создателем бронзовой головы, которая имела внутри приспособление, издающее звуки, и, казалось, произносила предсказания (см. здесь). В XVII в. возникла легенда про похожего робота, изготовление которого на этот раз приписывали святому Альберту Великому (1200–1280), также практиковавшему алхимию. С помощью познаний в инженерном деле, алхимии и астрологии ему удалось собрать андроида из «микстуры металлов», а то и настоящих костей и плоти. Робот делал за своего владельца всю черную работу и даже надиктовал Альберту большую часть из его двадцати девяти томов сочинений. Видимо, по этой причине андроида сжег ученик Альберта, святой Фома Аквинский (1225–1274), которому (безосновательно) приписывали множество алхимических трудов.

От металлургической не отставала и медицинская алхимия. В XIII в. английским каноником, врачом и алхимиком Гуго Эвершемским (а не Парацельсом, как часто ошибочно пишут) было изобретено питьевое золото — aurum potabile, считавшееся лекарством от многих болезней, хотя еще в XII в. немецкая монахиня-полимат Хильдегарда Бингенская указывала, что от желудочной лихорадки помогает вино, нагретое раскаленным золотом (см. здесь).

До XIV в. европейские алхимики почти не использовали аллегорический язык и занимались в основном практическим златоделием. Единственным, кто не до конца следовал этой традиции, был французский поэт и, предположительно, алхимик Жан де Мён (1240–1305), прославившийся своим продолжением знаменитого «Романа о Розе». В этой поэме и во многих других своих произведениях он часто касается основных положений королевского искусства, впрочем, почти всегда сохраняя характерный для XIII в. «лабораторный» стиль описания алхимических процессов и лишь изредка прибегая к метафорам. Неудивительно, что мы не находим ни одного аллегорического изображения в европейских трактатах по алхимии VIII–XIII вв.: в самих текстах все было предельно предметно и сухо.

Стиль описания алхимии кардинально меняется в XIV в. Ломбардский философ Петр Добрый в трактате «Новая драгоценная жемчужина» 1339 г. утверждает, что философский камень подобен Христу, а алхимик, облагораживая металлы в печи, также совершенствует свою душу. Само название трактата отсылает к библейской метафоре: «Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее» (Мф. 13:45–46). Труд Петра Доброго был настолько популярен, что в 1546 г. алхимик Джованни Лацини, с согласия папы Павла III, решает издать его иллюстрированную печатную версию (см. здесь).

Окситанский алхимик Жоан де Роктайад, более известный под латинским именем Иоанн Рупесцисский (1310–1362) еще больше сблизил алхимию и христианство. Будучи монахом-францисканцем, Иоанн смешивал в своей теологии апокалиптические пророчества о грядущем конце света с алхимическими идеями: из-за этого в конечном итоге он даже угодил в тюрьму. Окситанский мыслитель считал, что благодаря силе философского камня алхимики могут помочь Иисусу в его финальной борьбе против Антихриста. Благодаря квинтэссенции, приводящей баланс всех четырех гуморов (согласно римскому врачу Галену — жидкости внутри тела), можно было не только продлить жизнь или исцелиться от всех болезней; она делала тело алхимика подобным божественному, превращала его в идеального воина Христова. Удивительно, но Иоанн Рупесцисский полагал, что та самая квинтэссенция — это aqua vitae, или этиловый спирт, полученный при помощи многократной дистилляции вина; другими словами, главным оружием алхимика монах считал что-то вроде водки или скорее самогона. Спирт не был похож на другие подлунные субстанции, составленные из четырех элементов, а потому не был подвержен тлену: сообщая свойства прочности и нерушимости небесных сфер человеческому организму, это вещество называлось Иоанном Рупесцисским «раем на земле», а его создание приписывалось самому Богу. Усилившись божественным спиртом, благоверный алхимик должен был помочь Спасителю повергнуть войско Сатаны обратно в ад. Окситанец также одним из первых предложил использовать для производства алхимических зелий не только спирт и металлы, но и травы — например, лунник, выпускающий свои лепестки при растущей луне, и прячущий при убывающей (1). Число лепестков на иллюстрации обозначает количество дней роста луны, после которого растение приобретало особенную целительную силу.

Рис. 1

Сближение алхимии и религии произошло неслучайно: эту науку нужно было легитимировать в христианском мире, очистить от всех «вредных» влияний ее языческих и исламских корней и придать легитимность в глазах высших покровителей. К тому же в XIV–XV вв. алхимию, как искусство фальшивомонетчиков, запрещают папы римские и европейские правители, король Франции Карл V Мудрый и английский король Генрих IV. Ополчились против трансмутации и монашеские ордена миноритов, цистерцианцев и доминиканцев. В связи с этим алхимикам нужно было активно поднимать престиж своего искусства и пытаться доказать его благочестивость. Так христианская алхимия окончательно становится полноценной частью культуры позднего Средневековья. Показательно, что про христианскую алхимию сочиняет стихи даже великий английский поэт Джеффри Чосер (1342–1400): в его знаменитых «Кентерберийских рассказах» главный герой, каноник, занимается производством философского камня. Именно в XIV–XV вв., несмотря на запреты, на Западе происходит и бум алхимической иконографии: аллегорические изображения появляются в златодельческих трактатах практически по всей Европе.

Почему же именно европейские алхимия и искусство пошли рука об руку, а в Китае, Индии, Александрии и на Ближнем Востоке таинственные аллегории в натурфилософских трактатах почти не рисовали? С одной стороны, дело в том, что европейские манускрипты этого времени традиционно богато иллюстрировались, и даже если денег на профессиональную иллюстрацию не было, часто автор собственноручно рисовал схемы или диаграммы, помогающие понять смысл текста. Рисунки в манускриптах считались роскошью, а так как большинство алхимических трактатов заказывали аристократы, им было очень важно владеть не просто книгой, но книгой великолепно украшенной. Люди победнее пытались приобретать рукописи хотя бы с простыми, нераскрашенными изображениями. С другой стороны, на Западе не было запрета на какие-либо изображения, в отличие от некоторых других культур: хотя в ту эпоху мусульмане и иудеи формально допускали плоскостные образы (не статуи), не во всех странах художники охотно рисовали людей или животных (см. здесь). В католическом мире с 1317 г. сама алхимия была под официальным запретом папы Иоанна XXII, и хотя она позднее вновь и вновь осуждалась в различных регионах Европы, это не пресекло занятия алхимиков. На практике папская булла касалась скорее фальшивомонетчиков, и люди, особенно влиятельные (в т. ч. и сам папа Иоанн), продолжали практиковать хризопею, что умножало количество предметов искусства, связанных с алхимией.