Давид потянулся к ней, взял ее руку в свою. Ее ладонь утонула в его руке.
— Я не предам тебя, Фэй.
Свет стеариновых свечей отражался в часах у него на запястье. Фэй крепко сжала его руку. Хорошо бы он стал ее тихой гаванью, где она смогла бы отдохнуть, заповедной зоной, где ей не нужно было бы постоянно думать о том, с чем она борется каждый день… Но если она собирается всерьез впустить его в свою жизнь, он должен представлять себе, что происходит.
Фэй сделала глубокий вдох. Момент настал.
— Кто-то пытается скупить акции «Ревендж». И этот кто-то на редкость близок к успеху.
Фьельбака, давным-давно
Сандалии я забыла в домике. Когда эти типы наконец отпустили меня, мне хотелось лишь одного — прочь отсюда. Поэтому я шлепала за ними по камням босиком.
Рогер, Томас и Себастиан тащили поклажу, которая стала гораздо легче, ибо по пути туда в основном состояла из пива, которое они за это время выпили. Я шла последняя. Перед мной покачивались их широкие загорелые спины. Изначально планировалось, что мы отправимся домой раньше, пока еще светло. Но они задержались. А я сидела взаперти в доме, и мое мнение никого не интересовало.
В прошедшие двое суток они приходили ко мне, когда им взбредет в голову, всегда все вместе. Никогда по одному. После третьего раза я перестала сопротивляться — просто лежала, предоставив им делать со мной, что они хотят.
Все тело у меня болело, пахло кровью, спермой, пивом и по́том. Я с трудом сдерживала рвоту.
— Круче было, когда она сопротивлялась, — сказал Рогер, когда я развела ноги.
Ко мне они не обращались. Ни когда насиловали меня, ни до, ни после. Вместо этого разговаривали друг с другом обо мне, словно я была старой преданной собакой.
Когда они выпустили меня и сказали, что пора ехать домой, я была не в состоянии радоваться.
Вещи они уже сложили, от меня требовалось только следовать за ними.
Лодочка покачивалась на волнах там, где мы ее оставили, и они загрузили все на борт. Теперь атмосфера стала гнетущей. В воздухе висело раздражение. Казалось, одно слово — и все взорвется. Я молчала, чтобы не злить их. Чтобы не вызвать на себя их гнев.
После того как я двое суток дышала спертым воздухом в домике, морской ветер буквально вдохнул в меня новую жизнь.
Сидя на корме лодки, я смотрела на скалы и деревья и думала, что они сильно изменились. И дело тут не в освещении. Просто я стала другим человеком.
Мы взобрались на яхту, и Томас завел мотор. Он сделал мне жест подойти. Я встала и медленно направилась к нему, завернувшись в одеяло, которое нашла на борту.
Обняв себя руками, я терпеливо ждала.
Дул холодный ветер.
— Ты никому об этом не расскажешь. Поняла?
Я не ответила.
Томас отпустил штурвал, схватил меня за руку выше локтя и посмотрел мне в глаза.
— Поняла? Ты просто глупая потаскуха. Если ты расскажешь, я тебя задушу.
Потом он улыбнулся, и в глазах снова засверкали искорки.
— Да и с какой стати ты будешь кому-то рассказывать? Ведь тебе понравилось, это было заметно.
Томас обнял меня одной рукой, и я не мешала ему, хотя его прикосновение вызывало у меня глубочайшее отвращение. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я почувствовала на себе его взгляд, сидя на носу яхты. Вечность — с тех пор, как я позволила себе на что-то надеяться…
— Она не проболтается, — сказал Себастиан. — Об этом я позабочусь, обещаю. Как-никак это я ее обучил.
Я взглянула на линию горизонта и приложила руку к груди, но тут же замерла от ужаса. Украшение, подаренное мамой, исчезло. Красивый кулон — ангел с серебряными крыльями — остался в доме. Я обернулась. Остров уже скрылся из виду.
Мой амулет навсегда потерян.
— Я смогу иногда заходить к вам в гости? — спросил Томас. — Ты ведь поделишься со мной, Себастиан?
Он сжал мое плечо. Потом лизнул меня по щеке. Длинно. Мокро.
— Конечно же, мне можно прийти в гости, Матильда? Ведь я тебе нравлюсь.
Я медленно кивнула. По-прежнему ощущая пивной дух у него изо рта и боль в плече, которое он крепко сжимал, поняла, что во мне что-то бесповоротно изменилось. Впервые в жизни я осознала, что иногда бывает необходимо убивать…
___
— Я слышал, ты договорилась с Джованни…
— Хорошие новости распространяются быстро, — ответила Фэй и широко улыбнулась Хайме да Роса, генеральному директору и владельцу испанского косметического предприятия.
Не являясь крупнейшим в Испании, оно, как и компания Джованни в Италии, позволяло заполнить некоторые пробелы в производстве, дистрибьюции и логистике, с которыми «Ревендж» обязательно нужно было разобраться, прежде чем штурмовать американский рынок. Некоторое время они беседовали о пустяках, съев между делом несколько тарелок безумно вкусных тапас, но теперь, когда дошел черед до чашечки эспрессо, настало время поговорить серьезно.
— Плохие новости тоже быстро распространяются.
Хайме говорил с сильным испанским акцентом, но прекрасно владел английской грамматикой и обладал большим словарным запасом, так что они понимали друг друга без проблем. Благодаря тому, что Фэй теперь хорошо выучила итальянский, она поняла бы бо́льшую часть, даже если б разговор шел по-испански, но самой ей трудно было бы изъясняться. Поэтому они беседовали по-английски.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила Фэй и взяла шоколадную конфету с блюда, стоявшего перед ней.
— У меня есть хорошие друзья в Швеции. О «Ревендж» ходят слухи… О скупке акций.
Шоколадная конфета чуть не встала Фэй поперек горла. Именно этого она более всего опасалась. Пока ей удалось сдержать газетчиков, чтобы не писали об этом, и она подозревала, что Хенрик пока тоже не станет снабжать их информацией, а запустит бомбу в СМИ жирным шрифтом, когда дело будет сделано. Но Стокгольм — город маленький, а его деловой мир — еще меньше, и неудивительно, что слухи добрались и до других стран.
То, как Фэй поведет разговор, имеет решающее значение. А если она не будет продолжать работать, готовя выход на американский рынок, на который положено столько времени и энергии, с которым связано так много надежд, то это равносильно капитуляции. Тогда она не заслуживает «Ревендж».
— Хайме, слухи ходят всегда. Ты знаешь это не хуже меня. Подозреваю, что в Испании дело обстоит точно так же. В Мадриде, например. Если я начну наводить справки — сколько сплетен услышу о тебе и твоем предприятии? Такой стильный мужчина, как ты… Должно быть, о тебе ходило много всяких кривотолков. Сколько любовниц тебе приписывали злые языки, Хайме?
Она улыбнулась ему, выпрямилась и сверкнула глазами в тон бриллиантовым кольцам на пальцах. Да Роса громко рассмеялся, польщенный ее словами.