Исход - читать онлайн книгу. Автор: Леон Юрис cтр.№ 25

Для Меты и Ааге Хансен неделя освобождения была омрачена печалью. Семь лет назад они спасли от смертельной опасности ребенка и вырастили из него цветущую молодую девушку — воплощение грации, красоты и веселья. Теперь наступил день Страшного суда.

Когда-то, в припадке отчаяния, Мета Хансен поклялась, что никогда не отдаст Карен, но теперь приходилось воевать не с немцами, а с собственной совестью. И Ааге — в этом не могло быть сомнений — тоже скоро должен был сдаться своему чувству чести. Освобождение принесло им страх перед пустотой, которая обрушится, как только у них не станет Карен. Хансены сильно постарели за семь лет. Это стало особенно заметно, когда прошло напряжение, вызванное оккупацией. Как ни тяжко им приходилось во время войны, они все же не разучились смеяться. Теперь же, когда смеялась вся страна, они были грустны. Осталось единственное желание — смотреть на Карен, слышать ее, проводить в ее комнате часы, отчаянно стараясь накопить как можно больше воспоминаний на будущее.

Карен понимала, что происходит с ними. Она любила Хансенов. Ааге всегда и во всем поступал честно, и ей следовало ждать, пока он заговорит первым. Через две недели после освобождения молчание стало тягостным. Наконец однажды вечером после молчаливого ужина Ааге встал из-за стола и положил салфетку. Его доброе лицо было в морщинах, и голос звучал устало.

— Мы должны попытаться найти твоих родителей, Карен. Это наш долг.

Он быстро вышел из комнаты. Карен посмотрела ему вслед, затем через стол на Мету.

— Я люблю вас! — закричала Карен.

Она убежала в свою комнату, бросилась ничком на кровать и зарыдала, упрекая себя в том, что принесла им горе.

Несколько дней спустя Хансены отправились в Красный Крест.

— Это моя приемная дочь, — сказал Ааге

Делопроизводительница работала здесь недавно, но уже измучилась от множества подобных случаев. День за днем бедная женщина становилась свидетельницей семейных трагедий. Такое происходило повсюду — в Дании и Голландии, в Швеции, Бельгии и Франции добрые люди, спрятавшие, спасшие и вырастившие детей, приходили за своей горькой расплатой.

— Я должна вас предупредить, что это длинное и трудное дело. В Европе миллионы перемещенных лиц. Мы не имеем ни малейшего понятия, как и когда нам удастся восстановить все эти семьи.

Они оставили делопроизводительнице список родственников Карен, их письма. Так как родня была большая, а отец Карен — известный человек, то дело выглядело не совсем безнадежным.

Прошла неделя, вторая, третья; прошел июнь, потом июль, мучительные месяцы для Ааге и Меты. Они все чаще останавливались у открытой двери в комнату Карен. Комната дышала молодостью и свежестью, там так чудесно пахло, лежали ее коньки и балетный костюм, висели портреты школьных подруг, знаменитых балерин и ее поклонника, молодого Петерсена.

Наконец их вызвали в Красный Крест.

— Я вынуждена сообщить вам, — сказала женщина, что наши обращения остались безрезультатными. Это ни о чем, конечно, не говорит: дело сложное. Лично я категорически запретила бы Карен ехать сейчас в Германию одной или даже в сопровождении господина Хансена. В Германии полнейший хаос, и вы там не добьетесь ничего такого, чего мы не могли бы узнать отсюда. — Женщина как-то странно на них посмотрела. — Я должна предупредить вас еще о одном. Каждый день к нам поступают сведения, из которых можно заключить, что там произошло что-то ужасное. Множество евреев убито. Речь идет о миллионах.

Это была новая отсрочка для Хансенов, но мысль о ее причине приводила их в содрогание. Неужели девушка останется у них благодаря лишь тому, что свыше пятидесяти человек — вся ее родня — погибли?! Хансены пребывали в растерянности. Решение приняла сама Карен.

Несмотря на любовь, которую она дарила Хансенам, она чувствовала, что между ними и ею сохраняется невидимый барьер. Когда немецкая оккупация только начиналась, а ей было восемь лет, Ааге как-то сказал, что никогда не следует говорить о своем еврейском происхождении, потому что это смертельно опасно. Карен послушалась, как слушалась во всем — она любила его и верила ему. Но она не могла не задать себе вопрос — чем же она, собственно, отличается от других и почему это отличие угрожает ее жизни? Спросить было не у кого, поэтому вопрос остался без ответа. Вдобавок Карен совершенно не общалась с евреями. Она чувствовала себя такой же, как все люди, хотя ощущение странного барьера не оставляло ее.

Может быть, со временем это прошло бы само собой, но Ааге и Мета, сами того не ведая, не давали опухоли рассосаться. Хансены были верующими лютеранами. Каждое воскресенье все трое отправлялись в церковь, и каждый вечер Ааге читал ей перед сном Псалтирь. Карен очень дорожила маленькой белой Библией в кожаном переплете — подарком Хансенов к десятилетию. Она очень любила эти чудесные истории, в особенности рассказы из Книг Судей и Царств, где говорилось о любви, войнах и прочих страстях. Читать Библию было так же интересно, как сказки Андерсена.

Но это чтение еще больше сбивало Карен с толку. Сколько раз она хотела поговорить с Ааге. Ведь Иисус был евреем, и его мать, и все апостолы. В первой части Библии, самой для нее интересной, говорилось исключительно о евреях. Разве там не повторялось на каждом шагу, что евреи были избраны самим Господом для выполнения его велений?

Если все это правда, то почему же быть еврейкой опасно? И почему евреев так ненавидят? Чем старше она становилась, тем упорнее искала ответы на эти вопросы. Она прочитала, что Бог часто наказывал евреев, когда они не были послушны. Неужто еврейский народ на этот раз провинился так сильно?

Библия стала тайным увлечением Карен. В тишине своей комнаты она читала главу за главой, надеясь найти необходимые ответы.

Чем больше она читала, тем заметнее становилась ее растерянность. К четырнадцати годам Карен уже была в состоянии разобраться в прочитанном. Почти все, чему учил Иисус, содержалось в Ветхом завете. И тут возникал самый трудный вопрос. Она была уверена, что, если бы Иисус вернулся на землю, он пошел бы в синагогу, а не в церковь. Как могли люди преклоняться перед Ним и ненавидеть Его народ?

И еще кое-что произошло в день ее четырнадцатилетия. В этом возрасте датские девочки проходят в церкви торжественную церемонию конфирмации. Карен жила все эти годы как датчанка и христианка, но Хансены колебались насчет конфирмации. Они долго говорили об этом и решили, что не имеют права вмешиваться в дела Господни. Карен сказали, что из-за войны и смутного времени конфирмацию лучше отложить. Однако она догадывалась об истинных причинах.

Когда Карен попала в дом Хансенов, она нуждалась лишь в любви и защите. Теперь ей нужно было знать, кто она и откуда. Тайна, окружавшая ее прошлое, совпадала с тайной ее еврейского происхождения. Чтобы стать навсегда и во всем датчанкой, требовалось отказаться от поисков ответа на эти вопросы. Она так поступить не могла. Невидимая стена — ее прошлое и ее еврейство — встала между нею и Хансенами.

Когда война подошла к концу, она уже знала, что придется расстаться с ними, и заранее приготовилась к неизбежной разлуке. Годы, прожитые в обличье Карен Хансен, были всего лишь игрой. Она была полна решимости вновь стать Карен Клемент. Девушка пыталась вспомнить подробности прошлого, отца, мать, братьев, но в ее памяти вставали лишь смутные образы. Она снова и снова представляла себе встречу с родными, заставляла себя тосковать по ним.