— Это должно было случиться, — сказала она.
Его ушей внезапно коснулись обычные звуки, наполнявшие тюремный двор. Перекличка турок-охранников, негромкий говор заключенных. Он заставил себя вспомнить о Тимми.
— Кто же ты такая?
Она вздрогнула, и он почувствовал это.
— Я не шпионка.
Он скрипнул зубами.
— Я хочу, чтобы ты ушла.
— А если я откажусь? — В широко раскрытых глазах мелькнула беспомощность.
Он издевательски рассмеялся, оттолкнул ее и отвернулся. Но Господь свидетель, никогда прежде он не желал так страстно женщину — и не был так несчастен!
— Как я могу доказать тебе свою верность?
Ксавье обернулся и взглянул на нее. В огромных глазах стояли слезы.
— Не стоит беспокоиться, — наконец выговорил он.
Она отерла глаза.
— — С тобой все хорошо? — настороженно спросил он. Неужели она плачет от обиды? У Ксавье возникло чувство, что эти слезы — не притворство.
— Нет. Со мной совсем не все хорошо. Я пропала.
— Мне очень жаль. — И тут он понял, что говорит это искренне. Ведь несмотря ни на что, она оставалась женщиной — и ни одна женщина на свете не заслуживала такого обращения. — Мне действительно очень жаль.
— Поздно, — ответила она.
— Александра…
— Нет! На щеке блестела слеза. — Я ведь даже не знаю тебя! И понятия не имею, отчего так люблю тебя и хочу тебя! Один несчастный параграф в книге по истории — и вот я превратилась во влюбленную идиотку! Ну, по крайней мере теперь мне ясно, что это вовсе не любовный роман. И что ты — самый обыкновенный самовлюбленный сукин сын, не так ли? По-моему, я ненавижу тебя!
Эти слова испугали Ксавье еще сильнее, чем чувства, которые он испытал, когда обнимал ее. Ему не следовало так переживать, если она отвергнет его. И тем не менее он был в отчаянии.
— Я больше никогда не приду к тебе. Ты разрушил все, что мне дорого. — И она выскочила из душной каморки.
Он не знал, что ответить, просто стоял у порога, глядя ей вслед.
Вот она идет по двору широкими, стремительными, совсем не женскими шагами. Даже в свете факелов было видно, какие яркие рыжие у нее волосы — несколько прядей выскользнуло из-под развязанных концов бурнуса. Ксавье поморщился, охваченный тревогой. Она забыла о своем маскараде, когда выскочила от него. И теперь всем видно ее лицо.
Мурад поспешил к госпоже и первым делом поправил края бурнуса. Блэкуэлл мог поклясться, что сейчас раб отругал Алекс. У него заныло сердце.
И тут капитан увидел, как Алекс приникла к Мураду, спрятав лицо у него на груди. И Мурад заботливо обнял ее. Так они стояли, прижавшись друг к другу. Наверное, она плакала.
Блэкуэлл был противен сам себе. Он виноват, виноват безмерно. А еще он не верил. И ревновал. К смазливому рабу.
Вот они разомкнули объятия и ушли.
— А я тебя искала! — заявила Зу.
Алекс едва успела переодеться. Зу бесцеремонно ввалилась в комнату Алекс и теперь глазела на нее. Алекс была одна. Мурад вышел, чтобы раздобыть какой-нибудь еды и питья, хотя у нее и не было особого аппетита — вот разве что кто-нибудь предложил бы ей сейчас шоколадного коктейля…
Происшедшее в тюрьме совершенно выбило ее из колеи. Она была потрясена до глубины души. Ксавье оказался самым заурядным озабоченным ублюдком, который был бы не прочь переспать с нею — подобно тому, как были бы не прочь герои любовных романов переспать со своими героинями. Но не больше. Ему недоступны человеческие чувства. О любви и речи быть не может.
И похоже, эта так называемая любовная история исчерпана.
А тут еще эта Зу сует свой длинный нос куда не следует.
— Ты меня искала? А стучаться в дверь тебя в детстве не учили, Зу?
— Зохара, где ты пропадала? — слащаво пропела Зу. Не обращая внимания на хозяйку комнаты, она ходила из угла в угол, стараясь высмотреть что-то интересное. — Хм-м-м?
— Чем бы я ни занималась — это не твоего ума дела! — Алекс старалась держаться как можно увереннее.
— Разве тебе есть что скрывать?
— Ох, ну конечно же, нет! — теряя терпение, отвечала Алекс. — Зу, я устала. Пожалуйста, уходи. Если тебе нужно о чем-то поговорить, отложим это до завтра. Хотя вряд ли нам с тобой вообще есть о чем разговаривать!
Алекс было совершенно ясно, что на уме у первой жены принца. Ведь вчера ее обвинили в попытке отравить Алекс.
— У меня по крайней мере есть, — повернулась к ней Зу. — Ты наврала. Ты наврала Джебалю. Мы обе отлично знаем, что я не подливала зелья в твой чай, чтобы испортить вам праздник!
Алекс пожала плечами.
— Я ничего не знаю, Зу. Кто-то опоил меня зельем. Ты ведь сама предложила говорить начистоту, не так ли? Тогда ты должна признать, что ненавидишь меня всей душой. Да и кому еще может прийти в голову попытаться удержать нас с Джебалем на расстоянии?
— Я тебя не травила! — Голос Зу поднялся почти до визга. — И то же самое я сказала Джебалю!
— И что, он тебе поверил? — с бьющимся сердцем поинтересовалась Алекс.
— Ха, с какой это стати я должна перед тобой распинаться? — В улыбке Зу не осталось и следа обычной слащавости.
— Отлично, Зу. Можно считать, что войска выстроены в боевой порядок!
— Тебе никогда не обмануть и не обыграть меня! — зловеще произнесла Зу.
— Я бы хотела жить с тобою в мире, — искренне сказала Алекс. У нее было предчувствие, что Зу права. Ведь это она, а не Алекс родилась и выросла здесь, в Триполи, в гареме, где жизнь зиждется на жестокости и интригах. Она, а не Алекс давно превратилась в законченную сучку, как отрицательные героини из книжек Джоан Коллинз и Алексиса Каррингтона. Алекс понимала, что не способна предсказать поведение Зу, а без этого о победе над нею нечего было и мечтать.
— Поздно, — злобно улыбнулась соперница. — С той самой минуты, как ты появилась здесь и вскружила голову Джебалю, ты стала моим врагом, моя милая младшая сестричка!
— Но ведь я ничего не делала, чтобы соблазнить Джебаля!
— Так, а где твой Мурад? — спросила вдруг Зу.
— Он пошел поискать что-нибудь поесть. — Хотя к этому моменту тот жалкий аппетит, что у нее был, пропал начисто.
— Да неужели? А мне показалось, что кто-то видел его сегодня вечером за стенами дворца!
На миг Алекс растерялась, не зная, что сказать.
— Ты посылала его куда-нибудь, милая сестричка?
— Нет. — Ее мысли метались, как испуганные цыплята.
— Нет? Так, значит, он вышел без твоего позволения? Но за это он заслужил по меньшей мере бастонадо? А скажи-ка, не шлялся ли он по городу и прошлым вечером, а? Вдвоем еще с одним рабом?