Джугафилия и советский статистический эпос - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Орешкин cтр.№ 132

При этом Гитлер был откровенней. В «Майн кампф» он без стеснения писал, что нацистская партия перехватила у социалистов лозунги социальной справедливости и усилила их, соединив с близкой народным массам расовой идеей: «Мы осознанно выбрали красный цвет для своей наглядной агитации — чтобы привлечь людей на наши митинги, чтобы говорить с ними и заручиться их поддержкой» ^[219]. Партийный флаг НСДАП (красное полотнище с белым кругом и свастикой в центре), по мысли вождя немецкого народа, символизировал победное триединство социальной идеи (красное), национальной идеи (белое) и арийской расовой идеи (свастика). Все это прямо изложено в его книге жизни и борьбы, которую российскому читателю до сих пор не позволено читать — не столько из-за ее антисемитских пассажей (никто ведь не запрещает нам читать антисемитских трудов князя Жевахова или выкреста Карла Маркса «К еврейскому вопросу»), сколько из-за слишком прозрачных аналогий с идеями советских борцов за народное счастье.

А вот читать платформу Гитлера — Дрекслера наш законодатель забыл запретить. В ней 25 пунктов, которые оставались неизменными все время существования Третьего рейха; сегодня их можно без труда найти в Интернете. 23-й пункт этой платформы, самый обширный, относится к организации информационного пространства, то есть нацистской системы очевидностей. Попробуем перевести на русский:

Если заменить в качестве идентификатора «расу/нацию» на «пролетариат/партию», получится почти идеальный советский документ. Впрочем, он недалек и от некоторых постсоветских.

Растянувшаяся на 10 лет между «пивным путчем» и утверждением Гитлера в качестве канцлера борьба между красными и коричневыми революционерами напоминает классовый конфликт между большевиками и прочими российскими леваками. С грызней в печати, попытками закулисных договоренностей, стычками боевых отрядов, провокациями, покушениями, перетягиванием лозунгов и программных пунктов. И в конечном счете с физическим истреблением вождей проигравшей группы. После чего выжившие активисты перебираются под руку победившего, ибо на его стороне историческая правда. То есть сила.

Обитавшие в рабочих кварталах боевики «Рот Фронта» легко перетекали в состав гитлеровских боевых отрядов СА и обратно, не меняя ни социального статуса, ни места жительства, ни круга общения. Это были сообщающиеся сосуды. В нацистском гимне Horst-Wessel Lied бойцы СА именуются «товарищами» (Kameraden), а тени погибших в схватках с мировой реакцией и «Рот Фронтом» плечом к плечу маршируют вместе с живыми:

Столь же органично жизнеутверждающая мелодия советского «Марша авиаторов» («Всё выше, и выше, и выше…») была сначала переложена на немецкий в виде «Песни юных тружеников Берлина» (Das Berliner Jungarbei terlied), а к концу 20-х годов превратилась в бодрый нацистский марш Herbei zum Kampf. И горя нет, что ее автор, советский композитор Юлий Хайт, родом был не совсем ариец.

Поскольку идеократические вертикали ориентированы на бинарное величие и экспансию, конфликты между их вождями неизбежны. Хотя время от времени они могут сменяться ситуативными союзами. Вне НСДАП конфликты полыхали с «Рот Фронтом» и слабым социал-демократическим правительством. Внутри НСДАП несколько лет тлел конфликт между Гитлером и вторым человеком в партии, ее видным теоретиком Грегором Штрассером. Штрассер, официально замещавший Гитлера, покуда тот в тюрьме трудился над книгой о борьбе, попытался перетянуть партию на себя. За что и был расстрелян летом 1934 г., после «ночи длинных ножей». Вместе с ним были уничтожены многие боевики СА, часть из которых ранее переметнулась из «Рот Фронта». Социалистические приоритеты НСДАП в изложении Штрассера сформулированы предельно четко:

Адольф Гитлер тоже часто и охотно прибегает к левой риторике и даже посвятил специальную главу в «Майн кампф» обсуждению вклада социализма (правда, с его точки зрения давно устаревшего) в формирование прогрессивной идеологии НСДАП.

Короче говоря, под руководством любимого вождя, со знаменем единственно верного учения, под грохот канонады и огненные всполохи — вперед, к победе нового социального мифа! За все хорошее, против всего плохого. И если кто-то, внутри или снаружи, посмеет стать у нас на пути, он будет беспощадно смят, уничтожен и отправлен на свалку истории — будь то буржуй, еврей, кулак, социал-демократ, недобитый аристократ или очкарик-интеллигентишка. Будь то неправильные коммунисты типа Троцкого — Бухарина или неправильные нацисты типа Штрассера — Рема. Будь то конвертируемые червонцы, вменяемая экономическая статистика или историческая наука… Гитлер, который и здесь оказался более откровенным, сформулировал кредо народного фюрера предельно четко: «Я обрету бессмертие, даже если ради этого придется положить весь германский народ». Если, конечно, это не апокриф, что тоже может быть. Но с Гитлером пусть разбираются немецкие исследователи, а у нас своих апокрифов хватает.

Ну, в некотором смысле и обрел. В связи с чем немецкому народу мало не показалось. Хотя и другим народам мира тоже хватило. Конфликты между вождями определяются не классовыми (что очевидно для Советского Союза), не расовыми (что очевидно для гитлеровской Германии) и даже не религиозными (что очевидно для современных исламистов) причинами. Они предопределены чем-то иным. Чем?

Если говорить о международных отношениях, то с середины 20-х годов в отношении большевиков к нацистам доминировала риторика вражды — под которую подтягивались правдоподобные (для тех, кто не читал их программы, а среди советских трудящихся ее не читал никто) классовые резоны. Позже под влиянием Сталина на шкале советских предпочтений намечается тенденция к размещению гитлеровцев чуть выше социал-демократов — последние обозначены как «главный враг», а первые — как объективно заинтересованные в мире после раздела Польши. После 1933 г. тактический союз с Гитлером (против социал-демократических правительств Европы) приобретает все более отчетливые очертания: буржуазная стабильность отвратительна обоим народным вождям, к тому же одинаково проигравшим от Версальского мира. После пакта Молотова — Риббентропа проявления официальной симпатии между сталинским СССР и гитлеровской Германией достигают максимума, чтобы 22 июня 1941 г. рухнуть в зону отрицательных величин. После чего в течение десятилетий вертикальная (она осталась только на советском фланге!) агиография делает все, чтобы затереть или спрятать документальные следы игры двух вождей в мир и дружбу до 1941 гг.