— Не одежда делает человека апачи, — Кочис отхлебнул из чаши, — а поступки. Ты ведешь себя, как белый.
— Не всегда. Кочис усмехнулся:
— Пытаешься усидеть на колючках? Это еще никому не удавалось. Нужно твердо стоять на ногах.
— Это проще сказать, чем сделать.
— Нельзя одновременно находиться в двух разных мирах.
— Видимо, мне суждено оставаться между ними. Кочис грустно улыбнулся:
— Оглянись вокруг, брат мой. Оглянись внимательно и скажи мне, что ты видишь.
— Я вижу славных воинов.
— Наша слава в прошлом. Когда-то мы были воинами и охотниками, теперь стали пастухами. Разве ты не заметил, что мы выращиваем скот белых людей?
Джек предпочел воздержаться от комментариев. Правительство передало племени скот, и Кочис заставил соплеменников ухаживать за ним. Апачи, испокон веков промышлявшие охотой, считали это занятие унизительным. Но поселенцы, войска и многочисленные путешественники растревожили диких животных, заставив их покинуть родные места. Так что дар правительства пришелся кстати, и апачам ничего не оставалось, как принять его. Признаться Кочису, что он сам пас скот, значило бы оскорбить его в лучших чувствах.
— Я догадываюсь, о чем ты думаешь. Скот — это дар Соединенных Штатов. — Вождь пожал плечами. — У меня тяжело на сердце. Мой народ несчастен. Мы больше не свободны. Белых людей так много, что в глубине души я знаю: если мы не усвоим их обычаи, мой народ исчезнет с лица земли. Я пытаюсь усвоить. Только поэтому я поклялся защищать белых и даже сражаться со своими братьями. Мне необходимы знания. Я хочу понять белого человека.
Джек кивнул:
— Ты поступаешь мудро. Белые люди могущественны. Их сила не только в ружьях и пушках, но также в их числе и знаниях. Думаю, ты избрал верный путь.
Кочис вздохнул, словно даже обсуждение этой темы было для него тяжким бременем.
— Но почему, Ниньо Сальваж? Почему ты предпочел жить с белыми?
Джек напрягся. Кочис назвал его по имени, а значит, он не вправе уклониться от ответа.
— Это случилось в ту пору, когда листва подернулась золотом, — медленно начал он, отхлебнув из чаши. Он рассказал Кочису о рейде за скотом, состоявшемся много лет назад, о столкновении с отрядом вооруженных ковбоев и о том, как он убил своего первого белого. — Вскоре после этого моих двоюродных братьев заманили в ловушку. Белые пригласили их к себе, напоили, а потом убили. Я был в составе отряда, который выступил в поход, чтобы отомстить за их неприкаянные души.
Кочис внимательно наблюдал за ним в неровном свете очага.
— Ты был закаленным воином. И далеко не в первый раз вышел на тропу войны.
— Да. Против мексиканцев, папаго и пауни. — Джек поднял глаза. — Но никогда против белых.
Тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием поленьев, повисло в вигваме.
— Мы сожгли целый караван фургонов, пощадив только женщин и детей. Пленных не брали. В тот день я убил много мужчин и снял с них скальпы. Как и они сняли скальпы с моих двоюродных братьев. Но я не чувствовал себя воином. — Джек посмотрел в темные глаза Кочиса. — Эта резня отравила не только мое сердце и душу, но и тело. Меня вывернуло наизнанку. Никто не видел моей слабости — но я-то знал! Это было знамение богов. Я понял, что не могу сражаться против людей одной со мной крови. — Он помолчал. — Как и сражаться на их стороне.
— И ты ступил на путь одиночества, — подытожил Кочис, не сводя с него взгляда.
— Да.
— Это трудный путь, если вообще возможный. Наступит день, когда тебе придется сделать выбор.
Джек напрягся.
— Нет.
— Белые войска преследуют апачей, оттесняя их в резервации. Твой народ пока еще свободен, но надолго ли?
— Шоцки никто не трогает, — возразил Джек.
— Ты стал настолько белым, что разучился понимать язык дыма? На севере апачей заставляют жить на одном месте, в обнесенных оградой загонах.
До Джека доходили отдельные слухи, но он не придавал им особого значения. Племена апачей были не слишком близки.
— Куда ты отправился после того, как покинул свой народ?
— На восток, — ответил Джек. — Я двинулся на восток, пересек Техас и в конечном счете добрался до большого города, Нового Орлеана. — Он поморщился. — Никогда не видел столько белых в одном месте.
— Расскажи. — Кочис подался вперед. — Расскажи мне все. Они просидели всю ночь напролет, разговаривая и прихлебывая из чаши.
Глава 45
Прошло почти две недели с тех пор, как Кэндис оказалась в заточении в публичном доме.
Она не находила себе места от ярости и беспокойства, строя планы побега или убийства — в зависимости от того, какая возможность представится раньше. И грезила о Джеке. Иногда захаживала Лорна. После омерзительной сцены с участием Кинкейда эта женщина заявилась во второй раз, и Кэндис наградила ее оплеухой, когда она попыталась прикоснуться к ней. С тех пор Лорна держалась на расстоянии, бросая на девушку жадные взгляды. Она даже пообещала помочь Кэндис бежать, если та пустит ее в свою постель. Кэндис рассмеялась ей в лицо.
Поползновения Лорны серьезно тревожили Кэндис. Женщина ненавидела ее с не меньшей силой, чем вожделела. Кэндис опасалась, что, отвергнутая, Лорна причинит ей вред каким-нибудь изощренным способом. Единственной защитой Кэндис был Кинкейд. Он добился ее покорности, пригрозив связать и отдать Лорне. Но смирение было не в натуре Кэндис, а угрозы Кинкейда только ожесточили ее. Она ждала своего часа, чтобы сразиться с ним не на жизнь, а на смерть.
Однажды она укусила Кинкейда. Он жестоко избил ее, не оставив живого места на теле. Но затем не прикасался целых четыре дня, так что в определенном смысле избиение стоило того. Кинкейд наслаждался покорностью Кэндис. Угроза отдать ее Лорне, подкрепленная несколькими хлесткими пощечинами, заставляла девушку выполнять все его прихоти. Ей приходилось делать немыслимые вещи: брать в рот его плоть и давиться семенем. Кэндис поклялась, что рано или поздно убьет его.
Только сны поддерживали ее духовные силы. И у Кэндис по-прежнему не было месячных.
Новая жизнь росла в ней, укрепляя решимость Кэндис не только выжить, но и выбраться из чудовищной ситуации, в которую она попала. Она должна позаботиться о своем ребенке.
В середине дня явился Кинкейд. Кэндис встретила его ненавидящим взглядом, который не произвел на него никакого впечатления.
— Я заказал тебе ванну. — Он подошел к шкафу и, распахнув дверцы, начал перебирать наряды. — Вечером спустишься вниз. Я хочу, чтобы ты развлекла моего приятеля.
— Что?!
Кинкейд бросил на постель что-то красно-черное.
— Вечером спустишься вниз, одетая как шлюха, и постараешься очаровать моего приятеля, чтобы он забыл, на каком он свете.