История Рима от основания Города - читать онлайн книгу. Автор: Тит Ливий cтр.№ 255

Совершив жертвоприношение, для которого он прибыл сюда, и опустошив во время своего пребывания там окрестности Кум до Мизенского мыса ^[828], он вдруг повернул свое войско в Путеолы, чтобы там захватить врасплох римский гарнизон. Последний состоял из 6000 человек; место же было укреплено не только природой. Три дня провел там Пуниец: он нападал на гарнизон со всех сторон, но вследствие полной безуспешности отправился опустошать окрестности Неаполя – скорее под влиянием гнева, чем в надежде овладеть городом. Прибытие его в соседнюю область произвело волнение среди ноланских плебеев, которые уже давно были не расположены к римлянам и враждебно настроены против своего сената. Поэтому к Ганнибалу явились послы призвать его, решительно обещая выдать ему город.

Вызванный знатью, консул Марцелл предупредил их намерение. В один день прибыл он из Кал в Свессулу, хотя и встретил задержку при переправе через реку Волтурн. В следующую ночь он отправил оттуда в Нолу для защиты сената 6000 пехотинцев и 500 всадников. И насколько консул быстро принял все меры, чтобы предупредить Ганнибала в занятии Нолы, настолько Ганнибал медлил, так как, дважды уже потерпев неудачу в прежних своих попытках, не вполне доверял ноланцам.

14. Одновременно прибыл консул Квинт Фабий для осады Казилина, который был занят пунийским гарнизоном, и к Беневенту подступили, точно по уговору, с одной стороны из Бруттия Ганнон с большим отрядом пехоты и конницы, с другой – Тиберий Гракх от Луцерии. Последний вошел сначала в город, но затем, услыхав, что Ганнон расположился лагерем у реки Калор на расстоянии около трех тысяч шагов от города и оттуда опустошает поля, вышел также из города и разбил свой лагерь на расстоянии почти тысячи шагов от врага. Тут он созвал воинов на собрание. Легионы его состояли большею частью из добровольцев, которые уже второй год предпочитали молча заслуживать свободу ^[829], чем открыто требовать ее. Однако при выходе из зимних квартир он слышал, как они на пути вполголоса спрашивали один у другого, придется ли им когда-либо служить свободными, и написал сенату не столько об их желании, сколько об их заслугах, а именно, что они до последнего времени служили ему верно и храбро и что им только и не хватает свободы для того, чтобы быть воинами в полном смысле слова. В этом отношении ему было разрешено действовать так, как он находит полезным для государства. Поэтому, прежде чем вступить в бой с неприятелем, Гракх заявляет воинам, что настало для них время получить давно желанную свободу. На следующий день он намерен сразиться с врагом на ровном, открытом поле, где можно показать настоящую храбрость, нисколько не опасаясь засад. Кто доставит голову врага, того он немедленно объявит свободным; кто оставит строй, тот будет наказан, как раб ^[830]: участь всякого зависит от него самого. Не только он обещает им свободу, но и консул Марк Марцелл и весь сенат, который, на вопрос об их освобождении, дал необходимое для этого полномочие. После этого он прочитал письмо консула и сенатское постановление. При этом поднялся крик всеобщего одобрения: воины требовали сражения и настойчиво просили немедленно дать сигнал. Назначив сражение на следующий день, Гракх распустил собрание. Воины обрадовались, особенно те, которым предстояла свобода как награда за однодневную услугу, и провели остальную часть дня в чистке и снаряжении оружия.

15. На следующий день, когда раздались сигналы, добровольцы явились прежде всех к палатке вождя готовыми и вооруженными. Когда взошло солнце, Гракх вывел войско в сражение. Враги также не замедлили вступить в бой. У них было 17 000 пехотинцев, большею частью бруттийцы и луканцы, и 1200 всадников, в том числе немного италийцев, остальные почти все нумидийцы и мавры. Бой был горяч и продолжителен. В течение четырех часов победа не склонялась ни в ту ни в другую сторону. Более всего мешало римлянам то обстоятельство, что головы врагов были назначены платою за свободу. Всякий, отважно убивший врага, прежде всего тратил время на то, чтобы отрубить ему голову, что было не легко сделать среди суматохи и шума. Затем, так как правые руки были заняты тем, что держали головы убитых врагов, то все храбрейшие воины перестали быть бойцами и сражаться предоставлено было робким и боязливым. Как только военные трибуны доложили Гракху, что воины более не ранят тех врагов, которые стоят на ногах, а крошат павших, и что в правых руках воинов, вместо мечей, человеческие головы, то он приказал немедленно скомандовать бросить головы и ударить на врага, так как они-де достаточно доказали свою храбрость и отличились, а таким отважным воинам свобода несомненно будет дарована. Затем сражение возобновилось, и против врага выслана была также и конница. Но нумидийцы встретили нападение отважно: конный бой был так же горяч, как и пеший, и исход его был опять сомнителен. Так как оба вождя издевались над войсками друг друга – римский над бруттийцами и луканцами, которые были столько раз побеждаемы и поражаемы их предками, а пунийский называл римских воинов рабами из рабочего дома, то Гракх объявил, наконец, что они могут надеяться на свободу только в том случае, если в этот день разобьют врага наголову.

16. Особенно последние слова до такой степени воспламенили воинов, что они точно вдруг переродились и с новым криком устремились на врага. Сила их натиска была так велика, что выдержать его долее оказалось невозможным. Прежде всего пришли в смятение передовые воины пунийцев, затем стоявшие под знаменами, и наконец оттеснен был весь строй; вскоре они окончательно повернули тыл и убегая устремились в лагерь в таком страхе и замешательстве, что даже в воротах и на валу никто не оказал сопротивления. Римляне, преследуя врага по пятам и очутившись внутри неприятельского вала, снова завязали сражение. Здесь, в тесном месте, чем труднее было сражаться, тем ужаснее была резня. Этому помогли пленные, которые во время замешательства схватили мечи, соединились, напали на пунийцев с тылу и помешали им бежать. Поэтому из такого большого войска спаслось с самим вождем менее 2000 человек, да и то большею частью конные; все прочие были убиты или взяты в плен. Было захвачено также 38 знамен. На стороне победителей пало до 2000 человек. Вся добыча, за исключением пленных, предоставлена была воинам; изъят был также скот, который хозяева признают в течение тридцати дней.

Когда воины вернулись с богатой добычей в лагерь, около 4000 добровольцев, сражавшихся слишком вяло и не проникнувших одновременно с другими в лагерь, боясь наказания, заняли холм недалеко от лагеря. На следующий день их свели оттуда военные трибуны: они явились в лагерь в тот момент, когда Гракх созвал воинов на собрание. Одарив здесь воинскими дарами сначала старых воинов, сообразно с храбростью и заслугами каждого в сражении, проконсул заявил: «Что касается добровольцев, то в этот день я предпочитаю всех, достойных и недостойных, наградить, чем кого-нибудь наказать. Да послужит сие на благо, счастье и благополучие государству и вам, повелеваю всем вам быть свободными». Когда при этих словах вождя раздался крик необыкновенной радости и воины, то обнимая и поздравляя друг друга, то поднимая руки к небу, желали римскому народу и самому Гракху всяких благ, Гракх сказал: «Прежде чем уравнять всех вас в правах свободы, я не желал никого из вас отметить, или как храброго, или как малодушного воина: а теперь, когда государство исполнило свое обещание, я, чтобы не исчезла разница между храбростью и малодушием, прикажу донести мне имена тех, которые, помня о том, что они уклонились от битвы, недавно отделились от других и, вызвав каждого, заставлю его поклясться, что во время всей службы, если ему не помешает болезнь, он будет принимать пищу и питье стоя ^[831]. К такому наказанию вы отнесетесь безропотно, если примете во внимание, что снисходительнее нельзя было наказать вас за малодушие». Затем он дал сигнал к выступлению, и воины, несшие и гнавшие перед собою добычу, шутя и балагуря, с таким весельем вернулись в Беневент, что можно было думать, будто они возвращались с пира в торжественный для всех день, а не с поля битвы. Жители Беневента толпами вышли навстречу воинам, обнимали, поздравляли их и приглашали к себе в гости. У всех в передних комнатах домов ^[832] было приготовлено угощение: приглашая воинов к себе, жители просили у Гракха на то разрешения. Гракх дозволил, но с условием, чтобы все пировали на улицах. Все выставили свое угощенье перед дверьми домов. Добровольцы пировали в шапках ^[833] или с белыми шерстяными повязками на голове, одни возлежа, другие стоя; последние одновременно прислуживали и угощались. Торжество этого дня Гракх счел столь важным, что, по возвращении в Рим, приказал написать картину, изображающую его в храме Свободы, который озаботился выстроить отец его на штрафные деньги на Авентинском холме и посвятил богине.