История Рима от основания Города - читать онлайн книгу. Автор: Тит Ливий cтр.№ 115

«О если бы я и римские отцы были по всем другим вопросам так согласны с плебеями, как согласны мы – в этом я уверен – относительно тебя и того дела, о котором я намерен допросить тебя! Я вижу, ты внушил гражданам надежду, что, не подрывая кредита, долги можно уплатить из галльских сокровищ, которые скрывают старшие отцы. Я не только не мешаю осуществлению этой надежды, но даже прошу тебя, Марк Манлий, освободи от долгов римских плебеев и исторгни тайную добычу из рук похитителей общественных сокровищ. Если же ты этого не сделаешь, с целью ли получить тоже часть добычи или потому, что донос твой ложен, я прикажу заковать тебя и не позволю тебе долее волновать население ложными надеждами!»

На это Манлий отвечал, что не ускользнул от его внимания факт выбора диктатора не против вольсков, которые столько раз являлись врагами, сколько это было нужно патрициям, и не против латинов с герниками, которых они вынуждают к войне ложными обвинениями, а против него, Манлия, и римских плебеев; но вот уже, оставив вымышленную войну, нападают на него, вот уже диктатор обещает ростовщикам защиту против плебеев, уже в расположении к нему населения ищут основания, чтобы обвинить и погубить его. «Если тебе, Авл Корнелий, – сказал он, – и вам, сенаторы, обидно, что меня окружает толпа, то старайтесь каждый поодиночке отвлечь ее от меня своими благодеяниями, вступаясь за своих сограждан, освобождая их от оков, не позволяя уводить их после произнесения обвинительного приговора, облегчая нужду других от преизбытка своего. Но к чему я прошу вас пожертвовать что-нибудь из вашего состояния? Будьте довольны хоть какой-нибудь суммой, исключите из капитала полученные вами проценты – и окружающая меня толпа не будет обращать на себя большего внимания, чем та, которая окружит любого из вас. Но вы спрашиваете, почему это я один так забочусь о гражданах; на это я могу дать такой же ответ, как если бы ты спросил, почему это я один спас Капитолий и Крепость; тогда я по мере сил своих помог всем, теперь буду помогать отдельным лицам. А что касается галльских сокровищ, то допрос делает затруднительным дело, само по себе легкое: почему вы спрашиваете о том, что знаете? Если тут нет какого-нибудь коварного замысла, то почему вы приказываете вытряхнуть то, что у вас за пазухой, а не выкладываете его сами? Чем более вы настаиваете на том, чтобы уличить ваши проделки, тем более я опасаюсь, чтобы вы не лишили наблюдателей даже зрения. Итак, не вам следует заставлять меня указать вашу добычу, а мне вас – выложить ее».

16. Предлагая оставить намеки, диктатор стал принуждать его или доказать основательность своего доноса, или сознаться в покушении путем ложного обвинения возбудить подозрение против сената и вызвать раздражение против него за мнимую кражу; когда же тот заявил, что он не станет давать показаний по желанию своих врагов, он приказал свести его в тюрьму. Арестованный курьером, Манлий воскликнул: «Юпитер Всеблагой Всемогущий, Юнона Царица, Минерва и прочие боги и богини, обитающие на Капитолии и в Крепости! Вы ли позволяете так терзать врагам вашего воина и защитника? Или эта десница, которой я отразил от ваших капищ галлов, будет уже скована кандалами?» Никто не в силах был видеть или слышать о таком возмутительном деле, но величайшее уважение граждан к законной власти сделало некоторые распоряжения ее ненарушимыми, и против мощи диктатора не дерзали ни взглядом, ни словом протестовать ни плебейские трибуны, ни сами плебеи. Достоверно известно, что, когда Манлий был заключен в темницу, то большая часть плебеев облачилась в траур, многие отпустили волосы и бороду, и унылая толпа бродила у преддверия темницы.

Диктатор праздновал триумф над вольсками, но триумф этот послужил скорее к возбуждению ненависти против него, чем к его прославлению, так как плебеи роптали, что он приобретен дома, а не на войне и отпразднован над согражданином, а не над врагом; не доставало одного только проявления надменности, что Марка Манлия не вели перед колесницей. И уже дело близилось к мятежу. Чтобы успокоить его, сенат добровольно, без предложения с чьей-либо стороны, неожиданно проявил щедрость, приказав вывести в Сатрик колонию в 2000 римских граждан; каждому назначено было по два с половиной югера земли. Но эта мера, которая должна была успокоить мятеж, обострила его, так как плебеи говорили, что дано мало и немногим, и объясняли ее как плату за преданного ими Марка Манлия. И уже траурная одежда, как и выражение лиц подсудимых, делали толпу приверженцев Марка Манлия все более и более заметной, а последовавшее за триумфом сложение диктатуры уничтожило страх, развязало языки и освободило мысли.

17. И вот стали раздаваться громкие заявления людей, порицавших толпу, что расположением своим она ставит своих защитников в критическое положение, а затем в минуту решительной опасности покидает их. Так погиб Спурий Кассий, звавший плебеев на поля, так погиб Спурий Мелий ^[413], отведший за свой счет голод от сограждан, так предан врагам Марк Манлий, который хотел возвратить свободу и вернуть на божий свет часть граждан, окончательно подавленную ростовщическими процентами. Плебеи откармливают своих радетелей на заклание! ^[414] Разве такому наказанию подлежал муж, бывший консулом, если он не дал ответа по мановению диктатора? Предположим, что он ранее солгал, и потому в данную минуту ему нечего было отвечать; но какой же раб когда-нибудь за ложь был наказан тюремным заключением? Не восстала в памяти та ночь, которая едва не сделалась последнею и вечною для римского имени? Не предстал воображению вид галльского отряда, взбиравшегося по Тарпейской скале? Не вспомнили о самом Манлии, каким его видели, когда он, с оружием в руках, покрытый потом и кровью, исторг из рук неприятелей почти самого Юпитера? Или полуфунтом мукиотблагодарили спасителя отечества? И вы позволяете, чтобы тот, которого вы почти причислили к небожителям, по крайней мере по прозвищу приравняли к Юпитеру Капитолийскому ^[415], влачил жизнь связанным в темнице, во мраке, находясь в зависимости от произвола палача? Итак, одного человека было достаточно, чтобы помочь всем, а такая толпа вовсе не в силах помочь одному человеку? Уже и с наступлением ночи толпа не расходилась оттуда и грозила разрушить тюрьму, как вдруг Манлий был освобожден сенатским постановлением: так плебеи получили то, что были готовы исторгнуть силою. Однако это обстоятельство не положило конца мятежу, а только дало ему вождя.

В те же дни дан был суровый ответ латинам и герникам, а вместе с ними и колонистам из Цирцей и Велитр, желавшим оправдаться от обвинения в участии в вольскской войне и требовавшим выдачи пленников, чтобы наказать их по своим законам; ответ колонистам был еще суровее, так как они, будучи римскими гражданами, составили преступный план осадить родной город. Итак, не только было отказано в выдаче пленных, но было приказано от имени сената, чтобы они поспешили убраться из города с глаз римского народа, под угрозою, что их не защитит право послов, учрежденное для чужеземцев, а не для граждан; к союзникам, однако, эта мера применена не была.