Кошкин, однако, слушал не очень внимательно. Поспешил уточнить:
– Так дело закрыто?
Алекс бросил взгляд на Платона Алексеевича, но тот хмуро молчал, ровно не слышал. Алекс снова ответил сам:
– Покамест нет. Вопросов осталось немало, и все они требуют ответов. Молодчик, что на вас напал, и тот, который Образцова застрелил, нынче работают со следствием, во всю дают показания. Один уже признался, что Образцова велел застрелить кое-кто из ближайших подручных пермского полицмейстера Савина. Ну а Савины, разумеется, все отрицают, твердят, что и Фёдора Руднёва подставили, подкинув те улики в его комнату.
– Ну а что им еще говорить? – в сторону молвил Кошкин. – До последнего на своем стоять будут.
Алекс же продолжил, осторожно подбирая слова:
– Кроме того, до сих пор не ясно, кто застрелил Аглаю Савину. Возможно, тоже родственники… Хотя Лев Кулагин, увидав тот самый револьвер с малахитовой рукояткой, тотчас признал в нем свой. Крайне удивился и утверждал, что такой же лежит в его кабинете. Однако когда я поехал да поглядел сам – ларец из-под револьвера оказался пуст. Странно это… А впрочем, я уверен, что Кулагин говорит правду! Кабинет не запирается, да и в дом пробраться не сложно. Кулагина подставили все те же Савины, без сомнений!
Пока говорил, Алекс придирчиво изучал реакцию Кошкина – но тот опять же был не слишком впечатлен новостью:
– У Кулагина действительно полно причин убить Аглаю, однако бросить собственным столь приметный револьвер подле дома жертвы… это глупо. В вашу версию, Алекс, верится куда больше.
Алекс с облегчением вздохнул.
– Да и со смертью главного фигуранта – Фёдора Руднёва – странности…
– Разве он не упал на рельсы при всем честном народе? – перебил Кошкин.
– Очевидцы говорят, прежде Руднёв схватился за сердце – потом уж упал. Это-то и странно: сердечный приступ в тридцать два года…
– А вскрытие что показало? – резонно поинтересовался Кошкин.
– Вскрытие показало, что сердечный приступ имел место быть… – не стал спорить Алекс. – Однако родня Фёдора утверждает, что сердцем он никогда не страдал. Они подозревают отравление неким лекарством.
– Их воля.
Кошкин безразлично пожимал плечами и держался совершенно свободно. И на Шувалова, и на Алекса он взирал спокойно, не поведя и бровью. Даже видавшего виды его прежнего начальника это поразило да заставило чуточку раскраснеться:
– Савиным вскорости станет не до их племянника, это так, – все-таки заговорил Платон Алексеевич. – Однако покамест они имеют власть огромную, ровным счетом ничем не ограниченную. Вы это понимаете, Кошкин? Ежели они захотят сыскать того, кто отравил Фёдора Руднёва… боюсь, даже я не сумею им помешать.
– Что ж, пускай попробуют, – глядя ему в глаза, ответил Кошкин.
Ответ был исчерпывающ.
Алекс вскоре ушел, не стал дожидаться, чем кончится разговор. Но полагал, что Платон Алексеевич предложит Кошкину уехать в столицу – и не знал, что сказать Кошкину, ежели тот спросит его совета. Кошкин прежде, по крайней мере, до последних событий, желал вернуться – Алекс это знал. К тому же в Петербурге дожидается эта его волоокая красавица, и дай Бог, чтобы у них все сложилось…
Однако Алекс был уверен, ежели Кошкин уедет – дело против Савиных развалят. В местной полиции не останется никого лично в нем заинтересованного.
В любом случае, Алекс надеялся, что Кошкин хотя бы на свадьбу его останется. Подумав о Лизе, Алекс невольно улыбнулся. Они мало виделись в последнее время: он пропадал с Платоном Алексеевичем, Лиза занималась свадьбой. Однако переписывались они каждый день. Записки уж не были короткими и язвительными: ради Лизы Алекс выучился худо-бедно обращаться с карандашом левой рукой, да корявым своим почерком исписывал по две-три страницы за вечер. Сегодня же, вместо письма, Алекс приготовил для Лизы небольшой подарок.
Те самые часы, что присмотрел еще в марте, нынче были куплены, уложены в фирменную коробку да дожидались дома – в бывшем дедовом кабинете. Оставалось записку приложить, чем Алекс и занялся, едва вернувшись домой. В этот раз решил быть краток:
«Без тебя каждая минута, что час. Люблю». И подпись: «А.Н.Р.»
Алекс едва управился, когда постучал камердинер: Кошкин впервые за долгое время почтил его визитом. Алекс велел немедленно звать да принести виски.
Причина визита, тем не менее, оказалась безрадостной:
– Пришел проститься, дорогой друг: в пятницу уезжаю. Извинитесь за меня перед Елизаветою Львовной, что пропущу ваше венчание.
– Вы едва на ногах стоите. Не рано? Дорога тяжелая, учтите! – отозвался на то Алекс. Он даже не пытался делать вид, что рад за товарища. Через силу признал: – я надеялся, что теперь, раз Образцова нет, вы заняли б его место… Завели бы свой порядок, приструнили б Савиных. Кто если не вы? Мне казалось, вы уж и не горите желанием возвращаться в Петербург!
Алекс хмуро опустошил бокал.
– Не горю, – в том ему подтвердил Кошкин. – Однако должен.
Кошкин, запретили ему врачи или нет, все же сделал небольшой глоток из бокала, а теперь любовался, как свет играет на гранях хрусталя. Отпив еще немного, сообщил и главное:
– Давеча я сделал Ирине Владимировне предложение, и она ответила согласием.
– Она едет с вами?
– Разумеется.
Рука Алекса сама потянулась к бутылке. Он наполнил до краев бокал – Кошкин накрыл свой ладонью, давая понять, что пить более не желает. А Алекс залпом опрокинул виски. Бросил в сердцах:
– Вы могли бы просто увезти ее от Савиных. Жениться-то зачем?!
Кошкин не ответил, будто это не к нему.
– А ваша femme fatale? Что, если причины не ехать были вескими? Что, если она вас ждет?..
– Она замужем, – оборвал его Кошкин ровным голосом. – Платон Алексеевич сказал. И знаете, я даже облегчение почувствовал, ей-богу!
Алекс не пил более, внимательно смотрел на Кошкина да пытался разглядеть: не безумен ли этот блеск в его глазах? Слабо возразил:
– Не следует вам ехать… не сейчас.
Кошкин вдруг зло рассмеялся:
– Вы что думаете, я убить ее намереваюсь? Или ее мужа? Платон Алексеевич тоже испугался. Какие глупости! Петербург большой, я искренне надеюсь, мне с ней увидеться не придется.
Алекс иллюзий Кошкина не питал. Петербург маленький, ох какой маленький иногда! Но и мотивы товарища он понять мог.
Смертельного яда в крови Фёдора Руднёва при вскрытии обнаружено не было. Однако принимал ли он лекарства, что нарушили бы работу сердца?.. современная медицина не способна это узнать. Что касается хронологии перемещений Фёдора Руднёва в последние дни, то сумели восстановить следующее.