– Даже в школе с другими учительницами не сошлась? – уточнил Кошкин.
Ульяна неуверенно дернула плечом:
– Из школы приходила к ней дважды или трижды девица одна. Нюрой, что ли, назвалась. Не помню, вы уж простите… Ох, еще ведь Пашенька была! Но то не подруга – ученица бывшая. Сиротка бедненькая семнадцати лет, тоже учительницей хотела стать – как Маша. Маша-то в Перми курсы оканчивала, вот и Паша туда хотела. Жить ей было негде, вот Машенька и уговорила меня пустить девочку к нам. И с науками ей помогала.
– А сейчас эта Паша где?
– Так уехала! Из Перми, из гимназии какой-то хорошей вызов ей пришел – она и уехала. У меня и адрес остался, потому как Машенька все думала в Перми ее навестить. Не успела Машенька… Паша ведь как раз в июле и уехала. Нужен адрес-то?
Адрес Кошкин, конечно, взял: оказалось даже, что Пашенька – Прасковья Денисова – съезжала внезапно, второпях и оставила в Машиной комнате приличное количество своих вещей. Среди них отыскалось и пара писем из Пермской гимназии.
– Мать, конечно же, не все про дочку знает, – поделился Кошкин с Алексом, едва покинули дом. – Задушевный друг у нашей учительницы наверняка имелся.
– Потому что она принялась поздно домой возвращаться? – скептически уточнил Алекс.
– И поэтому тоже. Но матери о таком не расскажешь, а вот подруге – вполне. Маша пропала в начале августа, а в июле ей подарили брошку – когда Денисова еще жила в доме Титовых. Да не просто в доме, заметьте, Алекс, а в одной комнате с Машей. Если мужчина был – Денисова обязательно о нем знает или догадывается.
– Нужно ехать в Пермь? – сам догадался Алекс.
– Нужно. Но это мне нужно – вам не обязательно.
– По делам наследства мне в губернский город так или иначе ехать придется. Вы мне непременно сообщите, как соберетесь.
Кошкин кивнул.
Перед тем, как уехать, заглянули, разумеется, и в школу – где сказанное Ульяной Титовой только подтвердилось. Ни подруг, ни приятельниц у Маши здесь не было. Спустя три года ее даже вспомнили не сразу. Нюру
6 найти не удалось – нашлась только Анна Васильевна, молодая слишком заносчивая учительница, которая Машу хоть и сумела вспомнить, но нового ничего не рассказала.
Уже в санях, летя с ветерком, Кошкин искоса поглядел на смурное лицо Алекса. Молвил, пытаясь растормошить приятеля:
– Уж больно долго вы фотокарточку учительницы разглядывали. Влюбиться не вздумайте.
Тот шутить бы не намерен. Однако помолчав, Алекс все же заговорил сам, с нотками стеснения в голосе:
– Вам не показалось, Степан, лицо Маши знакомым? Будто видел я ее где-то… Может, на Лизу похожа, нет?
Кошкин хмыкнул. Он взглянул еще раз на одолженную у матери фотокарточку и твердо ответил:
– Нет. Елизавету Львовну раз увидишь – не забудешь. Я не только про характер и… кхм манеру себя вести. Лицо у вашей невесты очень примечательное: скулы высокие уральские, носик вздернут, глаза огромные, с необычным разрезом. С Машей Титовой ее роднят разве что светлые волосы да очки. Но в наше время это уже и не в новинку, чтоб барышня очки носила.
– Вы правы… – согласился Алекс, но мрачность его не развеялась.
Что-то его мучило, и Кошкину это не нравилось.
С чего он вообще выдумал, будто убитая учительница похожа на Кулагину? Дочка городского головы, конечно, не дурна, но иначе как хорошенькой ее не назовешь. Обычное лицо уральской девушки. С Ириной у них и то больше общего. Фотокарточка же, хоть и была неважного качества, но и по ней видно, что у Маши Титовой черты лица гораздо более правильные да строгие. Ничего общего.
Так причем здесь Лиза?
Или Алекс чего-то недоговаривает?..
По возвращению в город, оба разъехались по своим делам. Алексу предстояло готовиться к званому обеду, на котором он официально собирался просить руки девицы Кулагиной – Кошкин же отправился в свой околоток. Бумаги в этот раз готовил наскоро, ибо не сомневался: Образцов снова откажет в возбуждении дела. Так и вышло.
– Убийство?! – недоуменно глядел на него начальник. – Не выдумывайте, Кошкин! Это еще бабка на двое сказала, будто ранение было пулевым. Пошла девка в лес по грибы: споткнулась, упала, головой ударилась – вот и померла!
Кошкин оставался бесстрастным:
– Заключение делал судебный медик, назначенный лично вами. Смею напомнить, наш медик имеет опыт более двадцати лет, а кроме того, участвовал в войне на Балканах, и пулевые ранения от всех прочих отличит, не сомневайтесь.
Глаза Образцова метали молнии. Кошкин же смотрел на него прямым и спокойным взглядом да неспешно продолжал:
– Есть и еще кое-что, Павел Петрович. Прежде судебный медик лишь предполагал, но после лабораторного анализа утверждает совершенно точно: в девицу стреляли дважды. Первый выстрел – с большого расстояния в спину. Девушку серьезно ранили, она упала. Потом убийца подошел вплотную, приставил револьвер к голове и выстрелил еще раз.
– Вы меня без ножа режете, Кошкин… – устало поморщился Образцов.
Но Кошкин упрямо, с нажимом договорил:
– Медик заключил, что на ребрах, позвоночнике, как и на черепе, есть характерные сколы – явно искусственного происхождения. Ошибки быть не может.
Глаза Образцова по-прежнему метали молнии, однако скользнул в них все-таки и интерес. Когда-то давно – так давно, что помощник полицмейстера, вероятно, этого уже и сам не помнил – Образцов ведь был неплохим сыщиком. Кошкин слышал байки о его бурной молодости от коллег-стариков и остался впечатлен. Вероятно, и теперь – пусть против воли – Образцов почуял, что дело не так просто.
– Это было убийство, Павел Петрович. Причем застрелили девицу из револьвера, а не чего-то более крупного. По пулевому отверстию в черепе медик заключил, что калибр пули около полудюйма
7. Да и мать убитой девушку опознала – по личным вещам и редкому цвету волос. Ежели в Перми разведают, что дело с такими вводными у нас спустили на тормозах… боюсь, кто-то должен будет понести наказание, Павел Петрович.
Последнее звучало совсем уж не по уставу, и вообще-то было лишним. Однако сработало: Образцов разволновался не на шутку, даже перешел на панибратское «ты».
– Угрожаешь, Степан Егорыч, да?
Кошкин молча и холодно глядел на него сверху вниз.
– Хорошо, – прожигая его взглядом, отозвался Образцов. – Положим, дам я добро – и что после? Неужто не понимаешь, что, ежели ее и убили – сроду мы убивца не найдем! Спустя три года! Тут по горячим-то следам душегуба найти не можем, а ты еще архивные дела ворошишь!
Последнее опровергнуть было сложнее всего… Да, Кошкин слышал и в городе, и на службе о таинственном душителе молоденьких девиц – однако лично ему видеть жертв не приходилось. Да и в целом те происшествия больше походили на байки: жертв, говорят, давненько уже не находили. Наверное поэтому Кошкин и вовсе не думал о душителе.