Никто так не прокладывает себе путь, как космодесантник, у которого есть цель.
— Сообщение от истребительной команды «Ловчий», — сказал Тейн, шагая за его левым плечом. — Адептус Астра Телепатика расшифровали его утром, и люди Анвара передали его непосредственно мне.
— Поблагодари его за расторопность и скажи, чтобы начал рассылать сообщения Инквизиции прямо сейчас. Мнемохранилища с координатами встреч истребительных команд и наших дальнейших маршрутов незамедлительно доставят на твой корабль.
— Не нравятся мне эти тайны и скрытность, — пробормотал Боэмунд.
Два магистра шли на шаг позади, в простых одеяниях. Кулак Образцовый надел серую рясу, а Черный Храмовник — кремово-белую и накинул сверху черный стихарь с крестом Сигизмунда на груди. В согласии с правилами этикета они оба сдали оружие Черным Люциферам, прежде чем войти во внутренний Дворец, но Боэмунд, как всегда, оставил себе меч Сигизмунда на поясе. Верховный маршал скривил обожженную губу при виде кланяющихя смертных сановников, и его лишенный век аутентический глаз словно перебрал их одного за другим.
— Каждая секунда противна мне, — закончил он.
— Нельзя допустить, чтобы Зверь узнал о наших планах, — сказал Курланд. — Пока не станет слишком поздно.
— Да я сам о них толком не знаю. Как я в таком случае могу называть это планами?
— Ты тоже получишь координаты, брат. Надеюсь, что будешь со мной в конце пути.
Здоровый глаз Боэмунда задергался.
— «Ненависть» прибудет туда раньше тебя.
— Верю твоему слову, брат. — Он покосился через другое плечо. — Я сделаю «Альказара достопамятного» своим флагманом. Ты передашь оставшуюся часть твоего флота под командование Иссахара.
Тейн поклонился. Магистр ордена не страдал гордыней. Беды преследовали Кулаков Образцовых с самого начала великого «Вааагх!». Они потеряли свой родной мир, Эйдолику, потом половину флота на Вандисе, братство их поредело в боях на Марсе, Кальдере и затем на Улланоре. Они словно воплотили в миниатюре участь Империума. Они более не в состоянии были сами провести операцию подобного масштаба.
— Ради Дорна, брат.
Боэмунд, нахмурившись и скрестив руки на груди, наблюдал, как удаляется его брат-магистр, потом бросил взгляд на тяжелые дубовые двери в конце коридора, укрепленные адамантием. Те слегка дрожали от низкочастотного гула мощной системы вещания. В коридор выплыло несколько приглушенных слов, словно дым из воронки от снаряда.
— Нам надо поговорить об экклезиархе.
Это напоминание вновь наполнило Курланда гневом и чувством вины одновременно. Гневался он отчасти на себя, что лишь распаляло его.
— Он не оставил мне выбора.
— Однако из-за твоих действий возникла пустота, которую нужно заполнить, и немедленно. В темные и тяжкие времена речи колдунов и еретиков могут пасть на благодатную почву. Людям нужна определенность. Им нужно попечение экклезиарха. — Боэмунд полез в карман и достал инфопланшет. — По моей просьбе Адептус Министорум подготовили список возможных преемников.
Курланд вздохнул и остановился. Он обернулся и сомкнул на плече брата гравированную латную перчатку.
То, что Черные Храмовники исповедовали собственный вариант Имперского Кредо, на протяжении некоторого времени было самым открытым из всех явных секретов среди сынов Дорна. Возможно, это следовало немедленно пресечь, прежде чем подобные практики укоренятся и извратятся. Вулкан показал Курланду лучший путь, и он не допустит, чтобы Черных Храмовников потом вспоминали как сынов Дорна, забредших на дорожку Несущих Слово.
— Император не считал себя божеством и не поощрял поклонение Себе. Более того, он поощрял обратное поведение, причем не только словом. Подобные практики более не встретят одобрения в Его Империуме.
Изуродованное, наполовину состоящее из аугментики лицо, воззрившееся на него, было лишено выражения, но живой глаз горел чувством, которое Курланд вроде бы никогда не испытывал и даже не мог опознать. Боэмунд убрал инфопланшет под складки одеяния и тихим, как мелта-луч, голосом произнес:
— Скажи это Магнерику.
Имперский Кулак медленно выдохнул.
Лоргара тоже было уже поздно спасать.
Охваченный внезапной яростью, Курланд развернулся и выбросил руку в сторону тяжелых дверей Великого Зала. Горстка служителей ордена в тускло-желтых одеяниях стояла там, сцепив пальцы, в окружении целого отделения Черных Люциферов в зеркально-черной обтекаемой броне, с тихо гудящими шоковыми глефами.
— Откройте двери! — прогремел лорд-командующий, и все утихли. — Я не для того созывал народ, чтобы прятаться от него.
Длинные ряды скамей поднимались вверх, расходясь во все стороны от Курланда, пока он спускался к помосту. Было еще несколько проходов, по которым когда-то перемещались менее значительные лорды, офицеры и старшие чиновники из других частей Дворца, но по большей части они были перекрыты толстыми шнурами. Повсюду возвышались горы обломков, иногда прикрытые знаменами, но попытка маскировки лишь делала язвы более явными и притягивала глаз к потолку — то был глубоко укоренившийся человеческий инстинкт самосохранения. Сквозь прекрасные фрески проступал кусок чужеродной скалистой породы. Большая часть огромных фрагментов разрушенной штурмовой луны не попала во Дворец или была разбита установками ПВО. Этот фрагмент, из менее крупных, не уступал размером «Лэндрейдеру».
Посреди зала возвышался большой круглый помост с двенадцатью высокими креслами, освещенный со всех сторон. Он вращался медленно, почти неощутимо, как неторопливое тиканье часовой бомбы, но генетика Курланда была до мелочей приспособлена к восприятию даже таких незначительных изменений.
Шум, производимый несколькими тысячами зрителей (а ведь прежде неповрежденный амфитеатр вмещал намного, намного больше), нарастал по экспоненте по мере приближения лорда-командующего. Слухи расползались, ропот усиливался. Даже сам Курланд не мог разобрать отдельные голоса, обращенные к нему, но он распознал страх и сомнение, отмеченные Боэмундом, отчаянное желание обрести хоть какую-то надежду. Целые округа погибли при сотрясении ульев и оказались случайными жертвами разрушения орочьей луны. Миллионы погибли в Народном крестовом походе. С тех пор пали еще многие миллионы. Редкие умения оказались утеряны безвозвратно. Народ голодал. Семьи мерзли на развалинах домов, и у них не было ни топлива, ни теплых одеял — на Терре давно не хватало ресурсов, чтобы обеспечить хотя бы местные нужды.
Но перед ними стоял Имперский Кулак, золотой символ стойкости.
Символ.
Курланд чувствовал груз их внимания. Покалывало шею, виски и глаза. Не это ли ощущал Рогал Дорн, когда готовил оборону Терры от Ересиарха? Не это ли испытывал Сам Император, стоя на этом самом месте и объявляя Крестовый поход во имя отвоевания Галактики для человечества? Чувство, что мир вокруг него вот-вот изменится.