Спустя несколько секунд, на протяжении которых сотни хронометров отмеряли свои собственные релятивистские версии времени, хрономагос обернулся. Лицо его, прикрытое капюшоном, пощелкивало подвижными деталями.
— Имеется существенная вероятность того, что теперь наши времена синхронизированы.
Курланд сжал кулак в латной перчатке и посмотрел через плечо.
Максимус Тейн, скрестив руки, стоял перед стеной часов, облаченный в длинное одеяние — строгое, как у статуи, и серое, как его глаза. Он кивнул, и Курланд улыбнулся, его напряжение отчасти рассеялось. Но лишь отчасти.
От этой операции зависело все.
— Лорды будут ждать. Призови их в библиотеку, брат.
Вальхалла - траншеи возле Калинина
КЧ 3, 00:00:00
Офицеры СССШ Калининского полка дали долгий сигнал свистками, и солдаты Вальхаллы закрепили штыки, прислонили к стенам окопов шаткие лестницы и издали вопль, нестройный, словно пар, клубами вырывающийся из их ртов. Они полезли наверх. Взводы недавно починенных «Леманов Руссов» покатили вперед, обеспечивая поддержку. Невидимые за снеговой завесой, полетели над ними истребители-бомбардировщики класса «Мародер».
Талвей запустил мотор, и его боевой мотоцикл медленно тронулся, хрустя снегом. Он нетерпеливо нащупал шпенек включения цепного меча, ожидая сигнала и наблюдая за тем, как все начинается.
Эйдолика - верхние слои атмосферы
КЧ 7, 00:00:00
Началось.
Падение Тириса приостановилось, в его броне отозвалась дрожь форсажных камер. Потом — ничего. Он раскинул руки и парил, в шлеме были слышны лишь его собственное дыхание и шипение стабилизаторов. Солнечная радиация заглушила вокс, но все воины знали, что от них требуется. Атмосферу озаряли короткие прометиевые вспышки — остальные воины регулировали угол спуска выхлопами прыжковых ранцев.
Солнце жгло яростно, в визоре все стало мутно-серым. Тирис едва мог разглядеть место приземления — крепость Кулаков Образцовых, но зеленокожим, готовящимся к рассвету, пришлось бы опустить решетки ауспиков и закрыть заслонки. Он был угольно-черной точкой в ослепительном сиянии дня, невидимым пятнышком на сияюще-белом армапластовом небе. Он был сетью. Ножом.
Вороном.
И орки пожалеют о том дне, когда лорд-командующий призвал своих братьев на войну.
Плеос — впадина Мундус
КЧ 2,00:00:00
Прожекторы на броне Кьярвика пронзали мрак океанической впадины на расстояние десять метров. Скользящие лучи выхватывали из темного столба воды хлопья ржавчины и разнообразные отходы не крупнее ногтя, кружащие в неторопливом хороводе. Руны индикатора глубины пульсировали на экране его шлема, отражаясь красным на противоположной стороне бронестекла под сильным давлением.
На пути у них примерно на высоту человеческого роста поднималась длинная гряда мусора: трубы, погребенные под донными отложениями и планктонными ксеноформами. Полипы и еще какие-то серебристые сегментированные твари отступали в темноту, словно море было живым существом, избегающим прикосновения Кьярвика. Он тяжело ступал по дну.
К нему подошла одна из Сестер Безмолвия. Ее фигуру освещали десятки крошечных индикаторов, в их свете было видно, как разлетаются от нее прочь стайки устремляющихся вверх пузырьков. В отличие от великолепных гомеостатических систем силового доспеха Кьярвика, ее костюм с каждым вздохом терял большую часть выдыхаемых газов. Космодесантник мог работать на такой глубине не один день, без еды и отдыха, но они потратили уже целых полчаса лишь на то, чтобы опуститься на дно впадины. В распоряжении Сестры было в лучшем случае еще столько же.
Она двигала руками перед собой. Медленно, словно прикованная к страшной тяжести, залегающей глубоко под дном океана.
«Время есть», — знаками показала она, используя боевую систему жестов Адептус Астартес, и подняла руку в тяжелой перчатке, чтобы махнуть ею вдоль трубопровода. Кьярвик вызвал на экране трехмерную карту океанского дна, поверх которой мигали руны и бежал поток данных. Глаза блуждали, впитывая информацию на метауровне сознания. Глубинные уровни улья Мундус находились на расстоянии пятисот метров — в силовом доспехе преодолеть эти полкилометра будет трудно.
— Очень хорошо, — сказал он в вокс, а затем по общей частоте «Умбры»: — Говорит Кьярвик. Иду к цели.
И он двинулся вдоль трубопровода.
Отозвались другие бойцы: Бор, Зарраэль, Фареос, Бальдарих, и даже послышался щелчок вокса второй Сестры Безмолвия. Руны слежения на экране в его шлеме подтвердили, что остальные тоже идут к цели. Сестра тяжко ступала вслед за ним, дыша в вокс и прилагая заметные усилия, чтобы не отстать.
Под ударами его сапог со дна медленно поднимались клубы пыли, и видимость упала до восьми метров, потом шести, потом трех — стаи блестящих частиц окружили его, словно мелкие хищники — кусок мяса. Кьярвик продолжал считывать данные, неизменно держась слева от трубопровода, потом бросил быстрый взгляд вниз, чтобы проверить плоский керамитовый диск размером со шлем, пристегнутый к бедру магнитным замком. Это была мелта-мина. Ее системы отреагировали на сигналы автодопросчика его доспеха успокаивающим писком пассивных откликов.
Двойной щелчок в вокс-канале снова привлек его внимание.
Лучи его прожекторов хлестнули темноту: он обернулся, напряженно хмурясь. Сигнал повторился, «щелк- щелк», настойчивый — насколько вообще может быть настойчивым звук, не являющийся человеческим голосом. Клятва Спокойствия — это, может быть, и хорошо, но только у Сестер в обители. Кьярвик отомкнул кобуру, и болт-пистолет нырнул в его перчатку, окруженный роем пузырьков.
Он полуобернулся, голова чуть-чуть опережала туловище. Теперь он видел — что-то большое и черное, гладкое, блестящее, словно нефть, разрезало надвое лущи его прожекторов. Он шагнул назад — и странное нечто промелькнуло мимо, буквально в паре метров от его лица, и уже почти успело скрыться, когда он схватился за оружие. Лучи прожекторов полоснули по толстому брюху левиафана. Плавники. Перепончатые когтистые лапы. Странная маслянистая шкура.
Пистолет оглушительно громыхнул. Компрессионная волна понеслась, обгоняя болт, вспенивший воду. Второй выстрел последовал долей секунды позже, и в жидкости словно расцвел алый цветок. Давление не дало ему распылиться, и кровавые клочья, тяжелее воды, медленно опустились на дно.
Не было ни крика боли, ни сверхзвукового панического писка, ни сигнала тревоги. Кьярвик смотрел, как существо уплывает, разбивая тяжелый мешок крови на мелкие капли колоссальным хвостовым плавником. Рана оказалась всего лишь царапиной.
В ухе затрещал вокс:
— Ты убил рыбу, брат-сержант?
— Первая кровь за мной, Фареос.
— Считается, только если убил, — вмешался Зарраэль.