– Плохо, что они и стены срисовывая, не особо уделяли внимание письменности… так, закорючек невнятных понаставили между фигурами. Но вот это, тут… смутно похоже на имя. Титулатуру я разглядеть не могу – это ж стилизация. Мистеру О’Райли было безразлично, что там написано. Завитушек наставил.
– На имя? – оживился Якоб.
– Вот тут, видишь… это тянет на иероглиф «Нефер».
– Нефертари. Похоже?
– Нефертари. Нефертити. Нефру-Себек. Кто угодно.
– Таа Нефертари, – Войник постарался произнести это имя так, как слышал внутри.
Борька озадаченно уставился на него, как будто видел впервые. Прикусывать язык было уже поздно, и Якоб молча развёл руками.
Египтолог предпочёл не расспрашивать – аккуратно поставил контейнер с бумагами на стол Тронтона, не менее аккуратно забрал у Яши рисунок и сложил все эскизы в папку. Войник потянулся к контейнеру, наугад вытянул небольшую тетрадь в жёстком переплёте. К счастью, никаких голосов в голове он не услышал – только далёкое перешёптывание, похожее на шелест множества свитков.
«Ну, посмотрим, сработает ли старое гадание, – подумал он с мрачноватой иронией. – Чего мне ждать от этого вынужденного расследования?»
Он открыл тетрадь, не глядя ткнул пальцем в одну из пожелтевших страниц. Там по-английски было выведено аккуратным убористым почерком:
«В день, когда она открыла мне своё имя, я лишь утвердился в своём намерении. А выбор мой был сделан ещё прежде. Таа Нефертари, царская дочь, жрица Сета, вела меня…»
Глава 15. Сквозь время
Год 2019, Каир
Якоб захлопнул книжку, положил в контейнер и тяжело опёрся о стол. Целая жизнь, заключённая в пожелтевших страницах, лежала перед ним. Чужая судьба, перекликавшаяся с его собственной. Ответы на вопросы, которых ему так не хватало, которые прежде просто неоткуда было получить.
Дневники были разной степени сохранности, учитывая, сколько им было лет и сколько они повидали ещё при жизни владельца – потёртые, где-то обгоревшие, где-то подгнившие, где-то надорванные. Он должен был прочесть их все! Вот только с чего начать…
– Пары часов тут явно не хватит, – задумчиво проговорил Войник, глядя на богатство Тронтона, которое профессор по какой-то причине решил вынести из музея. – Даже пары дней может не хватить. А заночевать нам тут явно не разрешат.
– И Пластик негулянный, – заметил Борька и вздохнул. – Ладно, если уж пользоваться служебным положением, так по полной программе… Я и не рассчитывал, что ты ознакомишься со всем за час, – добавил он, деловито закрывая контейнер. – Возьмём работу на дом.
– Серьёзно? – обрадовался Яша.
– А куда деваться? – вздохнул египтолог. – Тронтон пока в отъезде. Успеем всё вернуть на место. Что он тут спрятал – никто, кроме нас с ним, не знает. По крайней мере, я на это надеюсь… Ну ещё вот ты теперь знаешь, но тебе нет резона выдавать «военную тайну».
Контейнер они выносили с нехитрой маскировкой из пакетов, каких-то книг и записей с лекциями. Борька напустил на себя важный вид, задержался у поста охраны, серьёзно что-то объяснил. Охранник позёвывал и вяло кивал – ему было абсолютно всё равно, тем более что репутация у Николая Боркина, ассистента профессора, была безупречная. Бдительный страж университета даже вызвал для египтолога такси, на котором друзья и вернулись домой уже глубокой ночью.
Сэр Говард Картер был не слишком рад тому, что его потревожили в неурочный час, и на прогулку не спешил, но за кусок сыра всё-таки соизволил выйти. На обратном пути они столкнулись с комендантом, который был рад им ещё меньше, чем Пластик – ночной прогулке. После минувшего дня Борька, уставший и взвинченный, уже не стал ничего объяснять, а только вяло огрызнулся и потащил за собой Якоба и пса. Комендант что-то бурчал им вслед – может, джиннов насылал, может, грозил всеми египетскими карами. В любом случае сейчас уже было не до него.
Якоб чувствовал, что валится с ног, но его буквально распирало от любопытства. Борька клевал носом, но мужественно искал в контейнере, в каком именно из дневников он видел изображение Ока Уаджет. В итоге Войник сжалился над ним и отправил спать, а сам приступил к исследованиям. Правда, скис он так же быстро – буквы плыли перед глазами, извиваясь вензелями, точно щупальцами. Зарисовки на страницах – а давно почивший лорд Карнаган весьма неплохо умел рисовать, понимать бы ещё, что именно он зарисовывал, – превращались в чьи-то недружелюбно оскаленные морды. Где-то на границе между сном и явью Яша уже перестал разбирать, что ему мерещилось, а что было правдой. Он отключился там же на диване, рядом с храпящим Пластиком, в обнимку со старинной тетрадью.
То ли божества сновидений сегодня были к нему милосердны, то ли мозг устал настолько, что уже не сумел ничего спроецировать, но спал Войник как убитый. И не приходили к нему ни члены благородных английских семейств, ни мёртвые зодчие, ни иссохшие царевны. Утренний азан он даже не слышал и не уловил, когда Борька собрался и ушёл на работу.
Проснулся Якоб после полудня. Пластик всё так же храпел рядом, а вот дневник, с которым Войник уснул, лежал в аккуратной стопке с остальными. На столе Борька оставил записку: «Рано вызвали на работу. Пёс не выгулян. Еда в холодильнике. Твой черёд готовить».
Умывшись, Войник заглянул в холодильник. Пластик материализовался рядом, призывно хрюкнул – пришлось поделиться с ним сыром, который Якоб собирался настрогать себе в яичницу. К предложению погулять Говард Картер отнёсся без энтузиазма – как, впрочем, и сам Яша, – но кружок вокруг дома они всё-таки сделали и вернулись в прохладу Борькиной квартиры. Под укоризненное бульдожье похрюкивание Яша прикончил яичницу и вернулся к дневникам.
Он даже не знал, с чего начать. Может быть, надо было искать по датам?.. Но даты значились не везде… Да и кто знает, насколько тщательно лорд записывал все события и что из всего архива дожило до сегодняшнего дня?
Дело двигалось совсем не быстро, и не спасало даже отличное знание английского. Где-то приходилось разбирать размытые стёртые временем буквы – чернила поплыли. Что-то лорд записывал явно в спешке, сокращая и изменяя собственной привычке писать красиво-аккуратно. Часть записей оказалась и вовсе зашифрована, и Войник, чертыхаясь, отложил их в сторону. Потом, правда, всё-таки полистал – посмотрел картинки. Где-то среди записей значились символы, при взгляде на которые Якобу становилось не по себе. Словно что-то скреблось изнутри его, силясь вырваться наружу из подполов подсознания. Может, лорд был адептом какого-нибудь зловещего культа? В то время ведь была целая куча эзотерических кружков разной направленности. Может, поэтому всё и пошло вкривь и вкось в славном семействе Карнаганов?