Новые проделки Эмиля из Лённеберги - читать онлайн книгу. Автор: Астрид Линдгрен cтр.№ 4

– Бу-бу-бу! – только и вымолвил папа. Да, попробуй сказать ещё что-нибудь, когда ты весь залеплен картофельным тестом!

Позднее Эмиль и Ида сложили что-то вроде маленькой присказки из этого его слова. «Бу-бу-бу-бу, наелся папа картофельного теста», – любили повторять они, хихикая. Или: «Бу-бу-бу-бу, наелся папа кровяного теста».

Но тогда Эмилю было не до смеха. Он и пикнуть не успел, как мама схватила его за руку и опрометью бросилась вместе с ним в столярную. За спиной Эмиль услышал папин крик. Сперва чуть приглушённый картофельным тестом, он разносился уже по всей Лённеберге.

Эмиль сидел на чурбане и вырезал своего сотого деревянного старичка, но настроение у него было вовсе не праздничное. Скорее наоборот! Он был зол, как кусачий муравей! Нет, уж это слишком – сидеть в столярке по три раза в день, да к тому же ни за что ни про что.

– Виноват я, что ли? Папаша сам всё время попадается под руку, – бурчал он. – Крысоловку в укромном местечке и то нельзя оставить! Бац, а он тут как тут. И зачем он всё время подставляет голову то под кровяное, то под картофельное тесто?

Не подумай только, что Эмиль не любил папу или папа не любил Эмиля. Они очень любили друг друга. Но и люди, которые любят друг друга, могут иногда ссориться, когда им не везёт с крысоловками, кровяным или картофельным тестом и так далее.

Суббота, двадцать восьмое июля, подходила к концу. Сидя в столярной, Эмиль злился всё больше и больше. Вовсе не так представлял он себе юбилей по случаю сотого деревянного старичка. Праздник этот пришёлся на субботний вечер, а как же ему пригласить в столярную Альфреда, если у того по субботним вечерам совсем другие дела? Альфред сидит в это время на крылечке людской, милуется с Линой, играет ей на гармошке, и, право слово, недосуг ему ходить в гости к Эмилю.

Эмиль отбросил в сторону резак. Он остался совсем один. Даже Альфреду теперь не до него. И чем больше он думал об этом, тем яростнее злился. Где это видано – просидеть взаперти всю бесконечную субботу, да ещё в одной рубашке! Ведь у него не было времени даже одеться – его то и дело волокли в столярку. Видно, папа с мамой, да и Альфред тоже, хотят навсегда запереть его в столярке! Ну, так они ещё у него узнают!

Эмиль ударил кулачком по верстаку, и тот заскрипел. Так вот вам, получайте! В этот миг Эмиль принял роковое решение. Он останется в столярке на всю жизнь. В одной рубашке и шапчонке, одинокий и всеми покинутый, он будет сидеть там до самой смерти.

«Вот они обрадуются-то, и мне не придётся попусту бегать взад-вперёд, – подумал он. – Но и они пусть не суются ко мне в столярку, нет уж. Понадобится папе постругать доски, а негде. Да это и к лучшему, а не то он ещё оттяпает себе пальцы. Не знаю никого другого, кроме папы, кому выпадало бы столько бед в один день!»

Когда совсем стемнело, пришла мама Эмиля и отодвинула наружный засов на двери столярной. Потянув дверь на себя, она увидела, что та заперта изнутри. Мама улыбнулась и ласково позвала:

– Эмиль, миленький, не бойся, папа уже лёг спать. Можешь выйти!

Но в ответ из столярной донеслось лишь жуткое:

– Ха! Ха! Ха!

– Почему ты говоришь «Ха! Ха! Ха!»? – удивилась мама. – Отопри дверь и выходи, миленький Эмиль!

– Никогда больше я отсюда не выйду, – замогильным голосом ответил Эмиль. – Суньтесь только, стрелять буду!

Тут мама Эмиля увидела, что её мальчуган стоит у окна столярной с ружьём в руках. Вначале она не поверила, что он грозится всерьёз. А когда наконец поняла, что он не шутит, с плачем бросилась в дом и разбудила папу.

– Эмиль сидит в столярке и не хочет выходить, – всхлипывала она. – Что нам делать?

Маленькая Ида тоже проснулась и заревела. И все вместе – папа с мамой и маленькая Ида – помчались в столярную. Альфред и Лина, миловавшиеся на крылечке людской, вынуждены были, к великой досаде Лины, бежать вместе с ними. Надо было помочь уговорить Эмиля выйти из столярной.

Поначалу папа был настроен весьма решительно.

– Ничего, выйдешь сам, когда проголодаешься! – закричал он.

– Ха! Ха! Ха! – только и ответил снова Эмиль.

Папа не знал, что хранилось у Эмиля в жестяной банке за верстаком. А был там небольшой, но всё же хороший запас еды! Хитрый Эмиль заранее позаботился о том, чтобы не умереть с голоду. Ведь никогда не знаешь, в какой день и час снова угодишь в заточение. Поэтому он всегда держал про запас еду в своей банке. Теперь там лежали белый хлеб и сыр, несколько ломтиков холодной свинины, горсточка сушёных вишен и довольно много сухарей. Воины в осаждённых крепостях выдерживали осаду с меньшим запасом провизии.

Эмиль представил себе, что столярка – осаждённая крепость и он будет защищать её от всех врагов. Храбрый, как настоящий полководец, он стоял у слухового оконца и целился из ружья.

– Ни с места, стрелять буду! – вопил он.

– О, Эмиль, милый мой мальчик, не говори так, а лучше выходи скорее, – всхлипывала мама.

Но и её слова не помогли. Эмиль был неумолим, не помогло даже предложение Альфреда:

– Слышь, Эмиль, выходи, пойдём на озеро купаться вдвоём – только мы с тобой! Ты и я!

– Нет уж! – с горечью закричал Эмиль. – Сиди себе на крылечке с Линой, на здоровье! А я… я посижу здесь!

Так оно и вышло. Эмиль остался сидеть где сидел. И когда все увидели, что ни угрозы, ни просьбы не помогают, папе с мамой и маленькой Иде пришлось вернуться домой и лечь спать.

Печальный был этот субботний вечер. Мама и маленькая Ида плакали в три ручья, а папа только вздыхал, лёжа в постели, – ведь и ему не хватало его мальчугана, который обычно лежал вон там в кроватке: кудрявая головка на подушке, а сбоку – кепчонка и ружьё.

Понятно, Лина была не из тех, кто скучал по Эмилю, и не из тех, кому хотелось идти спать. Ей хотелось спокойно посидеть на крылечке с Альфредом, и она была даже рада, что Эмиль остался в столярной.

– Кто его знает, сколько этот проказник усидит на месте, – пробурчала она и, тихонько подойдя к двери, закрыла дверь на засов.

Альфред так рьяно играл на гармошке и пел, что не заметил коварства Лины. «Скачет с поля брани молодой гусар…» – распевал он. Эмиль слушал его, сидя на своём чурбане, и тяжко вздыхал.