Консерватория: музыка моей души - читать онлайн книгу. Автор: Лисавета Синеокова cтр.№ 96

После заветных трех щелчков замка мы оказались в знакомом просторном пыльно-бархатном зале, правителем и господином которого был возвышающийся на сцене концертный рояль. Сегодня место всех нас было именно там: на возвышении. Ребята принесли стулья. Сегодня вечером мы хотели играть и петь друг для друга. Сегодня был вечер радости, когда голоса рояля, псалтири, флейты, скрипки, никельхарпы и вокал сплетались, распадались и вновь танцевали то вместе, то по отдельности, то образовывая более маленькие ансамбли. Сегодня даже лунные мелодии звучали радостно, а солнечные искрили счастьем и смехом, а пространство переливалось радугой старых и новых звучаний. Я делилась с друзьями своей музыкой без малейшего страха или опасения и видела в глазах цвета расплавленного серебра напротив себя только поддержку, любовь и гордость за меня. Мой Дар, мои друзья, как же я благодарна небу за вас всех и за каждого в отдельности!

* * *

Я остановилась, постучала и вошла в дверь, ведущую в вотчину мастера Имона. По просьбе метрессы Линдберг нужно было сдать мастеру-кладовщику цитру, которая преполавателю в ближайшее время не должна была понадобиться. Старого мастера за невысокой деревянной стойкой не оказалось, поэтому я решила проверить, нет ли его в мастерской, дверь в которую была приоткрыта. Я подошла и уже занесла руку, чтобы снова постучать, когда услышала знакомый играющий сапфировыми гранями голос:

- Мастер Имон,  вам не кажется, что позолота – это слишком вычурно?

Даррак? Что он может делать в мастерской?

- Нет, молодой человек. Мы же сразу решили возвращать инструменту его первозданный вид, а значит немного позолоты – это именно то, что нам нужно, - ответил ему голос цвета коры старого дерева, принадлежащий хозяину помещений.

После того, как голоса утихли, раздался другой звук. Как будто умелые пальцы пробежались по клавишам рояля. И было в нем что-то до боли, до тоски в сердце знакомое. В странном порыве я без предупредительного стука толкнула дверь. Та открылась даже без намека на скрип, открывая мне невероятную картину: мастер Имон перегнулся в поясе и с головой ушел в струны и молоточки внутренностей рояля, а Дар сидел на винтовом табурете и тщательно прорисовывал золотой краской орнамент с противоположного бока. Но поразила меня вовсе не картина Даррака, вооруженного кисточкой, а то, на чем он рисовал.

Это был мой рояль. Мой старый добрый черный лебедь. Я точно это знала: я изучила каждый изгиб, каждую черточку этого инструмента и ни за что не спутала бы его ни с каким другим. Это был оставленный мною друг, но будто переродившийся. Не было потрескавшегося и отколупывающегося лака, трещины и царапины не бороздили деревянную поверхность иссушенными венами. Он был обновлен от основания и до верха. Реставрация практически подощла к концу. Теперь он красовался новым слоем черного лака, клавиши обзавелись новыми пластинами, блестящими белоснежным глянцем, педали сверкали в лучах солнца, падавших на них из окна. Красота, благородство и величие – вот что я видела перед собой. Старость и безысходность остались только в моей памяти.

Не в силах справится с волнением, я произнесла, нарушая тишину:

- Дар, как?  Я больше ничего не смогла из себя выдавить, любуясь и оглаживая взглядом старого друга.

 Мастер имон поднял голову и вопросительно посмотрел на меня, а Даррак сначала напрягся, потом развернулся и произнес:

- Талли, ты не должна была этого видеть. По крайней мере, пока.

- Почему? Это же… - начала было я, но была перебита фразой:

- Это мой тебе свадебный подарок.

- Что? – потрясенно прошептала я.

Даррак вздохнул, отложил кисть, встал и подошел ко мне.

- Лорд Двейн рассказал мне, где и при каких обстоятельствах нашел тебя. А из опыта общения могу сказать, что инструмент для тебя всегда гораздо больше, чем полая деревянная коробка с натянутыми струнами. Я думал, тебя это порадует, и перевез рояль сюда, - заправив выбившуюся прядь мне за ухо, Дар продолжил. - Мастер Имон любезно согласился помочь, особенно когда узнал возраст и имя мастерской, из которой вышел этот красавец. Вернее, согласился терпеть мою помощь. Я думал перевезти его в свой дом и там показать тебе уже после свадьбы.

Я смотрела в любимые глаза и не могла насмотреться. Мой Дар. Мой любимый. Я неосознанно подалась вперед, чтобы услышать сухое и ворчливое:

- Молодые люди, не вздумайте ненароком задеть инструменты.

Мои щеки стали покрываться румянцем. Даррак весело улыбнулся и позвал следовать за собой, разворачиваясь, чтобы вернуться обратно:

- Пойдем. Раз уж ты все увидела, думаю, тебе не терпится рассмотреть его поближе.

Я согласно кивнула и последовала за ним.

Оказавшись рядом с роялем, я первым делом протянула руку и погладила его привычными еще незабытыми движениями, теми, что я стирала с него пыль на протяжении двух лет. Поверхность инструмента оказалась гладкой, будто и не было никогда старой искореженной, иссушенной краски-кожи, которая теперь сменилась новой, молодой. Мой черный лебедь как будто сам тянулся к ладони, принимая приветствие и ласку, нежась в знакомом тепле почти родного существа. Затем прошлась кончиками пальцев в практически невесомом касании по черно-белому блестящему новизной ряду. Мой старый друг, как, должно быть тебе сейчас хорошо. Твоя душа томилась в дряхлой оболочке без надежды и будущего, но теперь… Теперь у тебя будет новая долгая звучная жизнь в обновленном теле, полная радости, звуков и мелодий.

Подушечки пальцев при соприкосновении с клавишами стали тихонько зудеть от желания снова услышать родной голос старого знакомца.

Подняв взгляд от черно-белого ряда на мастера, закончившего копаться в струнах рояля, я несмелым, но полным затаенной надежды голосом спросила:

- Мастер, а можно мне немного побеспокоить вашего временного подопечного? – у старого кладовщика было одно непреложное правило: его мастерская – его правила.

Мастер с сомнением посмотрел сначала на меня, потом на рояль, после перевел взгляд на Даррака, а в конце – снова на меня.

- Думаю, можно. Я уже закончил с настройкой. По сути, тут осталось только наведение красоты, а в общем, инструмент отреставрирован.

Честно признаться, я перестала слушать речь почтенного мастера после слова «можно».

Опустившись на заблаговременно придвинутый Дарраком табурет, я подняла руки над клавиатурой. Замерла на мгновение, а затем опустила, пальцами погружая клавиши глубоко в штульраму.

Тональность Лунный Сапфир на золотой нити разливается мягкой струей прозрачно-синей озерной воды, заполняя собой мастерскую. Подвес клавиш отрегулирован великолепно, а настройка звука – идеальна. Теперь мой старый черный лебедь не дряхлая развалюха, а невероятной красоты звучания концертный рояль, который и в королевском дворце поставить не то, что не стыдно – почетно! Звук моей мелодии, стекающий каплями с клавиш, словно чистейшая озерная вода, арпеджио протяженностью на три октавы добавляют звучанию оттенков. Мелодия изливается из моей души прямо на инструмент. Мой старый друг, тебе не страшно рассказать, с тобой хочется поделиться музыкой, рожденной любовью и радостью, музыкой, которую пробудил во мне тот, кто давным-давно стал моим Лунным Сапфиром, тот, кто и тебе подарил второе дыхание. По мере звучания вода как будто набирается, углубляется и начинает играть всеми оттенками синего: от ультрамаринового до нежно-небесного. На ее поверхности мелькают голубоватые отблики, точь-в-точь, как в глазах Дара. Мелодия везде. Она увлекает меня, кружит, мягко и нежно касается цветными нотами моей кожи. Она и внутри меня и снаружи. Она пронизывает все вокруг и яркой звездочкой загорается в душе мужчины, стоящего рядом со мной. Это мои чувства, которые не страшно отпустить. Моя мелодия то нежная, то стремительная, но всегда неизменно близкая и родная. Моя музыка – одновременно и звучное признание и тихий разговор. Диминуэндо – постепенное затихание – как будто ветер стихает, и успокаивается мелкая рябь поверхности озера, делая ее большим зеркалом сине-прозрачного цвета.