Совершив тридцать семь кругов, они приблизились к ограждению. Облокотившись на перила, посмотрели вниз. В свете бледнеющей луны были видны склоны, сердцевина впадины скрывалась во мгле. Вновь ощутив тоску, Малика невольно сделала шаг назад.
– Не бойся, не столкну, – сказал Иштар.
– Не шути так. – Малика посмотрела на тусклые звёзды, окинула взглядом галерею арок, окружающую площадь. – Ракшада действительно вошла во Врата Создателя?
– Вошла.
– Интересно, что за ними?
– Покой и блаженство. – Иштар низко опустил голову. – Почему я здесь? Почему рождаюсь снова и снова?
– Может, в прошлых жизнях ты делал что-то не так?
Иштар повернулся к Малике:
– А ты?
– Я не верю в перерождение человека. Точнее… верю в одну жизнь. Но после смерти некоторых морун, появляются моранды. Не рождаются, а появляются из тьмы. Говорят, что это неупокоенные души убитых или изнасилованных женщин. Или души самоубийц. Как долго живут моранды – я не знаю, но знаю, что намного дольше, чем обычный человек. Если моруна была беременна, появляется беременная моранда и умирает при родах.
– Откуда взялся зверь Адэра?
– Он нашёл умирающую моранду и спас зверёныша. Это единственный самец.
Иштар упёрся поясницей в перила и скрестил руки на груди:
– Мне сказали, что ты отвернулась от Бога. Это так?
– Можно снять чаруш?
– Я ждал, когда ты спросишь, и всё думал: неужели привыкла? Конечно, сними.
Обвязав накидкой бронзовую перекладину, Малика сделала глубокий вдох; остывший за ночь воздух с запахом кедра, лайма, песка и камня свободно хлынул в лёгкие.
– Когда-то я жила в маленьком раю. Да-да! Не смейся! Я жила в раю, но не знала об этом.
– Встречалась с Богом?
– Уже не помню, – сказала Малика и умолкла, глядя поверх сооружения с проёмами, затканными мглой.
Будь площадь чуть выше, она увидела бы горизонт. Быть может, там появилась золотистая нить, и не стоит волноваться. Быть может, Адэр сейчас спит или в дороге. Лишь бы рядом с ним не оказалось девицы. Не хотелось корчиться от боли у ног Иштара, возле Врат Создателя…
– Говори, – промолвил Иштар. – Я не буду перебивать.
– Я жила в тихом замке, среди тихих стариков. Из одних окон видела сад, из других окон – пустошь. Днём любовалась небом, ночью слушала ветер. Верила в Бога. И верила, что моя судьба предначертана свыше, а значит, я ничего не могу изменить. Читала книги, жила чужой жизнью и думала: «Слава Богу, что это происходит не со мной». Когда повзрослела, мне доверили вести документы, но там не было людей – одни тихие цифры. Иногда ездила в посёлок, такой же тихий, как замок. Я жила в маленьком раю, а потом вдруг опустилась на землю. Тяжёлое падение.
– Когда попала в плен к преступникам?
– Чуть раньше, – проговорила Малика, наблюдая, как разобравшийся ветерок развевает концы чаруш. – Я долго не понимала, что со мной, и слепо шла за Адэром. Он многое мог изменить: он не верил в Бога, а я ещё была в Еговласти. Вокруг меня были стены, стены, стены, и ни одной двери. Меня кидало из стороны в сторону и… я продолжала думать, что от меня ничего не зависит.
– Двери открыла Ракшада?
Малика устремила взгляд на полупрозрачную луну:
– Я не могу смотреть на несчастных людей и радоваться, что на их месте не я. Не могу смотреть на детей, которые ещё не успели нагрешить, а Бог наказал их, хотя должен был наказать других. Не могу смотреть и ничего не делать. Я знаю, что Бог есть, но перестала понимать его. Мне не нравится его избирательная система. Он карает не тех. И поэтому я… пока я сама по себе.
– Но, только наказывая, можно добиться послушания.
– Для меня послушание не является ценностью. Я ценю личное понимание происходящего и поступаю так, как требует моё внутреннее «Я».
– Используя людей.
Малика перевела взгляд на Иштара:
– Мы все используем людей, но мало кто признаётся в этом. Любая просьба – это манипуляция, даже если исходит от чистого сердца. Мы ставим человека перед выбором: помочь или отказать. Когда человек помогает, он покидает зону комфорта. Ведь не будь просьбы, он бы спокойно жил своей жизнью. Если он отказывает – теряет душевное спокойствие и пытается убедить себя, что поступил правильно.
Иштар выпрямился:
– Сейчас тебе придётся покинуть зону комфорта. Ибо моё предложение исходит от чистого сердца. И я скажу это один раз.
– Иштар! Пожалуйста! Не взваливай на меня ещё один камень.
– Я приму закон о разводах и разведусь с Зальфи. Поставлю возле своего трона ещё один трон, и ты займёшь место рядом со мной. Мы вместе будем править Ракшадой. Я готовь смириться, что между нами будет стоять Адэр. Готов смириться, что он третьим будет лежать в нашей постели и сидеть за нашим столом. И я сделаю всё, чтобы он исчез.
– Нет.
Иштар свёл брови:
– Нет? Я переступаю через свои принципы, ломаю устои и традиции Ракшады, меняю законы и всё ради тебя. И ты мне отказываешь?
– Лучше бы ты этого не говорил, – выдохнула Малика. – Я не хочу, чтобы ты делал что-то ради меня. Сделай это ради сестры, ради матери, ради тысяч матерей. Сделай это ради воинов. Ради тех, кто сейчас сидит возле твоего шатра. Сделай это ради ребёнка, которого ты никогда не видел и никогда не увидишь.
– На первом месте Бог, на втором – Ракшада. Тебя я поставил рядом с собой. Всё остальное преходяще.
– А люди – это разве не Ракшада? Или, по-твоему, страна и народ существуют сами по себе и не зависят друг от друга?
– О народе надо думать в целом. Если я стану вычленять индивиды и начну разбираться в их проблемах, то погрязну в борьбе за частные интересы. Выжить в моём мире непросто, но тот, кто выживает, непобедим.
– Неоказание помощи роженице – это уже не частный интерес. Это узаконенная система, которая умертвляет народ твоей страны. Непризнание отцом ребёнка только потому, что он появился на свет за стенами дома – это показатель загнивания семейных устоев, которые ты оберегаешь. Ты потворствуешь людям, которые отдают своих детей, как щенков, в чужие руки. Ты поддерживаешь закон, который обязывает отправлять несмышлёных мальчиков в казармы. Ты действительно считаешь, что из них вырастают непобедимые воины?
– Да, я так считаю.
– Армия не самое удачное место для малышей, которые ещё не могут за себя постоять и высказать своё мнение. Или тебе нужны овцы?
Иштар вытянул руку в сторону лагеря:
– Посмотри туда. Ты видишь там овец? Там тигры.
– У них ничего нет: ни родителей, ни дома, даже лошади нет. Своих жён они не видят, как и детей. Люди, которым нечего терять, ничего не ценят. У них есть только поводырь – Ракшада, – за которым они слепо идут. Их наказывают за чужие ошибки и вынуждают наказывать других. Разве тигры поступают так? Уходя из армии, они не оставляют в казармах злость и ненависть. Они забирают их с собой. Они чувствуют острую необходимость самоутвердиться, поднять самооценку. И знаешь, за счёт кого они это делают? Правильно. За счёт женщин и детей. Но унижение слабых и беззащитных ещё никого не сделало героем. Тигры не измываются над своими самками и своим потомством. Как видишь, всё взаимосвязано, и здесь нет частных интересов.