Каждое утро, осматривая Малику, доктор приходил в замешательство. Она понимала, чем вызвана его растерянность, и боялась вопросов, на которые отвечать не хотелось. Зачем ему знать, что моруны выздоравливают намного быстрее, чем обычные люди, и быстрее восстанавливают силы?
Слава Богу, маркиз не спрашивал. Обрабатывая рубец на плече, раны на губах и переносице, рассказывал об изобретенной им уникальной мази, способствующей быстрому избавлению от различного рода дефектов кожи. Но ее не волновало: исчезнут ли шрамы, вернет ли кожа бронзовый оттенок, примут ли губы и овал лица привычные очертания. Главное, что она дышит.
Еще недавно Малика находилась словно в полудреме. Читая книги и переписывая истории из архива, жила чужой жизнью. С появлением Адэра и Вилара с глаз слетела поволока сна – оказывается, можно прислушиваться к своему сердцу и разуму, а не питаться чужими мыслями; можно идти вперед, а не стоять за чьей-то спиной; можно высказывать мнение, а не молчать.
Общение с молодыми, сильными людьми – в отличие от болтовни с седыми и тщедушными обитателями замка – привнесло в дни иной оттенок неба, новый аромат воздуха и ранее неизведанное состояние души.
Малика села на край постели – закружилась голова. Подождала, пока прояснится сознание. Опустила ноги на прохладный пол. Медленно сползла с перины. Несколько глубоких вздохов, как учил Йола, и шаг вперед. Шаг, еще один, еще… а вот и окно.
Малика слушала дождь и знала, что старики проснулись.
– Плохая я нынче помощница, – произнесла она.
Мун приблизился, обнял ее:
– Ничего, доченька. Скоро будешь бегать.
Она повернулась к старику, уткнулась лбом в острое плечо:
– Прости.
Мун погладил ее по голове:
– Девочка моя… Мне не за что тебя прощать.
– Не надо было продавать дом. Куда мы с тобой пойдем?
– Йола зовет к ориентам. Знаю, море быстро поднимет тебя на ноги. Но к ним пойти не получится.
– Почему?
– Правитель прислал за нами машину. Как только маркиз Ларе разрешит, мы вернемся в замок.
– В замок,– эхом повторила Малика и еще сильнее прижалась к Муну. – Я соскучилась по своей комнате.
– Я тоже, милая.
– В парке маркиза есть дуб?
– Дуб? Зачем тебе дуб?
– Хочу обнять его. Так же крепко, как тебя. Или березу.
Мун прикоснулся губами к ее лбу:
– Девочка, ты бредишь.
– Да, это бред, – тихо промолвила Малика. Немного помолчала, слушая биение сердца старика, и вновь прошептала: – Пахнет дубовой листвой. Отведи меня в парк.
– Сейчас ночь и дождь.
– Мне очень надо.
Из-за спины Муна вынырнул Йола, накинул на Малику одеяло:
– Раз надо, идем.
***
Ночная и дневная смены в полном составе, охрана прииска и конторские служащие томились в очереди возле крыльца проходной. Глядя на пустой стул, на котором уже должен сидеть кассир, на пустой стол, на котором уже должен лежать мешочек с зарплатой за неделю, люди мрачнели. Высказывались предположения, что жалованья им не видать как своих ушей – начальник под арестом, его дом и имущество конфискованы, а семейство ютится у родственников. И, словно впитывая в себя невыносимо горькие мысли и разъедающие сердце слова, лазурное небо над прииском сгущалось в грязную синеву, перетекало в свинцовые тучи и грозило обрушиться ливнем на многострадальные головы.
Наконец дверь с отверстием-глазком отворилась. Двое стражей вынесли большие коробки и установили их сбоку стола. Рабочие обменялись недоуменными взглядами. Блюстители порядка были знакомы – Даен и Хайт, – но их появление на прииске для всех стало неожиданным.
Вот и кассир – дородная баба – умостилась на стул и положила перед собой сшитые листы. Ее тоже знали – острая на язык, хохотушка. Сейчас она хмурила брови и подрагивающими руками то и дело перелистывала бумаги, будто никак не могла разобрать, что в них написано.
На крыльцо вышли несколько стражей – могучие плечи, мускулистые руки, крепкие ноги, каменные лица. Расступившись, пропустили вперед невысокого худощавого человека. В очереди прошуршал один шепоток, второй, и рабочие передавали дальше: «Анатан». Его мало кто видел раньше, но слышали все: Анатан – начальник далекого и баснословно богатого прииска.
– Прошу внимания! Меня зовут Анатан Гравель. Приказом правителя Порубежья Адэра Карро я назначен старшим распорядителем приисков Бездольного Узла. Сейчас мы проведем собрание.
«Какое собрание?» – «У нас уже началась смена». – «А когда деньги дадут?»
Анатан потряс руками, успокаивая людей:
– Жалование получите после собрания. Подойдите ко мне.
Перебрасываясь: «Не забудь, я за тобой», – рабочие нехотя сломали очередь и скучились перед крыльцом.
Один из стражей сделал широкий шаг вперед:
– Я Крикс Силар, командир стражей порядка Бездольного Узла. Действую от имени и по поручению правителя Порубежья.
Люди невольно сжались, видимо почувствовав, что в их мутной юдоли грядут перемены.
Крикс вытянул руку, указывая в сторону:
– Тот, кто ведет трезвую жизнь, пять шагов вправо марш!
Толпа всколыхнулась, по пыли и песку шаркнули башмаки, и узкая полоска земли разделила люд на две половины.
– Стражи запишут ваши имена и проверят, – сказал Анатан.
Рабочие заметались как бабы на пожаре, и непьющая ватага значительно поредела.
– Остальные! Тот, у кого нет детей, пять шагов влево марш! – произнес Крикс.
Трудяги, работая локтями, словно ручьи в сугробе пробили себе путь сквозь толпу, отсчитали шаги и замерли.
– От каждого отряда мне нужны по три человека, которым вы доверяете, – сказал Анатан.
У кого-то после тяжелой ночной смены туго соображала голова. Кто-то решил, что распорядитель насмехается над ними. Остальные думали о получке и с нетерпением ждали окончания никому не нужной сходки.
Трудяги покрутились, повертелись, пошушукались и вытолкали вперед девять человек.
– Поздравляю, – сказал Анатан. – Вы выбрали приисковый совет. Он будет решать, как тратить заработанные вами деньги, и какое жалование вам выплачивать.
С широко открытыми ртами и глазами рабочие при других обстоятельствах вызвали бы друг у друга безудержный смех. Но сейчас им явно было не до веселья.
И тут началось… «А с чего вдруг там Хрюка оказался?» – «Ломоть! А ну давай назад!» – «Эй! Братцы! Кто Дятла выбрал?» – «Сухарь! Ты какого хрена вылез?» Люди кричали, размахивали руками, пихались. Разделенные «по интересам» оравы слились воедино. В центре началась потасовка.