Другая школа 2. Образование – не система, а люди - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мурашев cтр.№ 12

Разговор с Владимиром Погодиным

В 17 лет мне показалось, что я впервые в жизни узнал своего отца. Одно из счастливых воспоминаний моего детства: мы с папой сидим у железной дороги и наперебой по лязгу рельсов пытаемся угадать, какой поезд сейчас перед нами проедет: электричка или товарняк. В тот день поезд все никак не приезжал, зато мои собственные мысли с лихвой заглушали образовавшуюся тишину. Это было время протеста и накопленных обид: я злился на отца за то, что он устранился из моей жизни и не проявлял к ней интереса. «Я боюсь старости», – вдруг сказал мне папа, и я посмотрел на него с удивлением. На секунду словно с грохотом рухнула стена и передо мной оказался совсем незнакомый мне человек. Когда мы делимся страхами, мы становимся ближе.

Я говорю Погодину, как меня трогают моменты, когда преподаватели не боятся показаться уязвимыми и признаться в том, что им самим сейчас плохо. Что они чуть не опоздали на урок, потому что из-под носа ушел их трамвай или завис компьютер, что у них невыносимо болит голова или просто накрывает экзистенциальными размышлениями о бренности всего сущего. Как важно, что взрослый просто делает первый шаг и признается в том, что иногда бывали дни и получше – потому что, в конце концов, он тоже человек. «Почему я честно рассказал детям о своих ощущениях? Потому что мы начинаем внутренне расти, когда действительно не боимся показать свою уязвимость, – говорит мне Погодин. – Прикрываясь броней, ты просто комфортно существуешь без возможности развиваться».

«Старшеклассники – универсальный детектор фальши», – сказал мне однажды в интервью знакомый психолог. Дети всегда считывают то, что стоит за словами. Даже больше: Погодин рассказывает о случаях, когда его ученики понимали то, что он не высказывал вслух. Например, когда формально отвечал на вопрос, а внутри его в адрес ученика рождалось что-то обесценивающее. «Пару раз я так ответил ребенку, что услышал: «Владимир Николаевич, я вам больше сегодня вопросов не задам», – рассказывает Погодин. – Но со временем я научился чувствовать, что с ними происходит в самые разные моменты. А когда ты понимаешь их состояние, любое возмущение уходит».

Погодин вспоминает последний случай, когда он сорвался на детей: на его уроке два одиннадцатиклассника говорили громче учителя и вдобавок оба играли в компьютерные игры. «Меня это выбило из колеи, – говорит Владимир. – Я сделал им замечание, сказав: «Мне не хочется, чтобы вы здесь находились. Хотите, объясню почему?» – «Хотим», – хихикая, сказали они. И я объяснил: «Передо мной два талантливых человека, которые прожигают свою жизнь и не понимают, зачем они тут находятся». Это была глупая компьютерная игра, которая унижала учеников. А мне не нравится, когда при мне люди себя унижают. После моего замечания они ушли, и я до сих пор себя за это казню. Потому что это непедагогично. Фактически я им тогда сказал, что я для них больше не учитель. Вы отказались от происходящего – я отказался от вас. И я перед теми учениками извинился». А они? «Зачем? – удивляется Погодин. – Это я был не прав. У нас, взрослых, есть один секрет, которым мы не пользуемся. Все, что мы говорим детям, отражается на их самооценке в подростковом возрасте. Абсолютно все. К чему приведут сказанные нами слова – зависит от нас».

«Мы начинаем внутренне расти, когда действительно не боимся показать свою уязвимость. Прикрываясь броней, ты просто комфортно существуешь без возможности развиваться».

Владимир Погодин

Шалва Амонашвили называет это «дорисовыванием» – когда ты отмечаешь в ребенке черты характера, которые хочешь видеть в будущем. Когда-то учительница Амонашвили отметила у Шалвы «поэтический взгляд», и будущий грузинский педагог провел немало времени перед зеркалом, убеждаясь в «поэтичности» своего взгляда. С того момента Шалва старался произвести впечатление на учительницу, превращаясь из двоечника в отличника.

Психолог Роберт Розенталь называл это «эффектом Пигмалиона» – в честь древнегреческого мифа о влюбленном в скульптуру мастере, который заставил богов ее оживить. В начале учебного года ученикам раздали тесты на определение уровня IQ, а учителям сообщили о группе «особо одаренных учеников», будущих потенциальных студентах Гарварда. В реальности «одаренные ученики» были выбраны случайным образом, но в конце года они действительно оказались успешнее своих одноклассников. Уверенность учителей в своих учениках превратилась в «самоисполняющееся пророчество». «Ожидая от остальных определенного поведения, мы ведем себя так, что это поведение действительно проявляется», – писал Розенталь. Психолог писал о четырех составляющих «эффекта Пигмалиона»: тональность голоса, выражение лица, поза и жесты. В результатах эксперимента отмечалось, что учеников стимулировала лучше учиться «теплая» атмосфера класса, уделенное преподавателем время, желание педагогов услышать от учеников ответы и полезная обратная связь.

Наконец, психолог и физиолог Марьяна Безруких упомянула о главном лайфхаке общения с ребенком: выражение лица. «Строгий взгляд и плотно сомкнутые губы – маска «каменное лицо» – это сигнал биологической опасности, от которого ребенок будет интуитивно закрываться, – сказала она. – Я часто читаю лекции педагогам, и «плотно сомкнутые губы, строгий взгляд» – это та маска, которая на лице у педагогов бывает чаще всего. Очень часто слышу от взрослых, и от родителей, и от педагогов: «Я ничего особенного не сказала». А интонация, выражение лица, взгляд? Саркастическая улыбка, с которой вы открываете результат контрольной работы или говорите про оценку? Ведь о «тройке» можно сказать по-разному». Во время нашего интервью Безруких рассказала, что после обращенного на приеме к ребенку вопроса, за что тебя в последний раз хвалили, повисает длинная пауза. Если школьник не перевел через дорогу бабушку, не вынес мусор или не получил заветную «пятерку», его как будто бы и не за что было хвалить.

Во время урока информатики несколько учеников сидят на мягких креслах, утомившиеся и почти засыпающие после двух контрольных подряд. Я жду, когда преподаватель сделает им замечание, но вместо этого Погодин всего лишь мимоходом бросает «Надеюсь, я вас не разбудил».

Прямо до моего прихода вместо урока четверым школьникам захотелось… просто поговорить. И для Погодина это был тот самый момент отказа от амбиций: он спросил детей о том, что им по-настоящему дала школа. «Я сказал школьникам: «Давайте вы будете рассказывать свои истории, а я буду на их основе говорить о ваших сильных сторонах». И там были потрясающие откровения, – говорит Владимир. – Один ребенок в смущении рассказал, как в своей предыдущей школе однажды зашел в кабинет, где классная руководительница занималась любовью с другим преподавателем. На эту историю я ответил: «Ваша сильная сторона в том, что вы умеете оказываться в нужное время в нужном месте. Это выдает ваш лидерский потенциал». И на самом деле смущение дети испытывали потому, что встретили принятие – то, что они так редко получают от взрослых. Они мне потом сказали: «Хорошо, что мы так иногда разговариваем. Это помогает нам на уроках». Потому что есть учебный план, а есть вещи, которые нужно проговорить». К слову, рассказавших эти истории школьников другие учителя считали «недисциплинированными». «Я думаю, что такого определения вообще не существует, – говорит мне Погодин. – Потому что когда мы выносим детям такой вердикт, мы начинаем их «дисциплинировать» и попросту ломаем их личность. Но общаясь с детьми, я понимаю, что они видят учителей и, к счастью, относятся к нам гораздо менее серьезно, чем мы к себе».