С другой стороны, воспринимаемая вероятность успеха как когнитивная переменная есть нечто иное. По большей части она определяется убеждениями относительно эффективности реагирования, которые в известной степени могут не зависеть от умения индивида реагировать. Как отмечалось в главе 12, серьезному изучению были подвергнуты два типа подобных убеждений. Убеждения одного типа относятся к эффективности усилия в осуществлении некой последовательности через конкретную реакцию в данной ситуации. Убеждения другого типа относятся к обобщенной (общей) уверенности людей в том, то они способны добиться результатов в любой деятельности. Мы уже рассматривали доказательства того, что убежденность в важности усилий облегчает действия (см. главу 12). Известно, например, что те, кто приписывал свои неудачи недостатку усилий, во время следующего испытания были склонны демонстрировать больший прогресс (Meyer, 1973; Weiner, 1980а). Проблемные дети со временем начинали учиться лучше, если их приучали рассматривать свои неудачи как следствие недостаточных усилий (Dweck, 1975; Chapin & Dyck, 1976). Общий вывод, который можно сделать из этих исследований, заключается в следующем: благодаря ожиданию, что большие усилия скорее приведут к желательному результату, субъективная вероятность успеха возрастает.
В главе 12 отмечалось и то, что во многих исследованиях была показана важность для прогнозирования силы реакции индивида обобщенных (общих) убеждений относительно его личной эффективности. Перлмутер, Шарфф, Карш и Монти обобщили данные, свидетельствующие о том, что когда испытуемому предоставляется право самому выбрать, чем ему заниматься, он работает лучше, чем когда его вынуждают это делать (Perlmuter, Scharff, Karsh & Monty, 1980). Авторы считают, что предоставление испытуемым права выбора дает им восприятие контроля над ситуацией, что совершенствует их действия. Зелигман обобщил результаты многих исследований, свидетельствующие о том, что животных и людей можно «научить беспомощности» (Seligman, 1975). Если они систематически оказываются в условиях неизбежного шока, они научатся не предпринимать никаких усилий и не смогут избежать его в новой ситуации, в которой на самом деле такая возможность была. Иными словами, у них вообще снизилось ожидание вероятности успеха от совершения каких-либо действий, и измерение их чувства безнадежности могло бы предсказать их поведение в разных ситуациях.
С другой стороны, известно (deCharms, 1976), что обучение учащихся 7-х, 8-х и 9-х классов действовать с верой, т. е. верить в то, что происходящие события зависят от них самих, значительно повышает успеваемость и улучшает результаты тестирования, а среди мальчиков, прошедших подобное обучение, увеличивается число тех, кто заканчивает среднюю школу (см. главу 14). В том, что касается оказания помощи людям в преодолении фобий, не менее полезен и тренинг самоэффективности, предложенный Бандурой (Bandura, 1982) и описанный в главе 12. Точно так же как испытуемые Зелигмана постигли, что связь между действиями и успехом либо вовсе отсутствует, либо незначительна, испытуемые Дечармса и Бандуры усвоили, что между этими двумя понятиями существует определенная связь. Во всех этих случаях воспринимаемая вероятность успеха — высокая или низкая — тесно связана с силой последующей реакции, или с поведением.
Стимул достижений и другие стимулы, влияющие на достижения
В дискуссиях о теории мотивации достижений основное недоразумение возникло вследствие невозможности разграничить стимулы, специфические для мотива, и родственные стимулы или другие ценности, влияющие на валентность (значимость) успеха. Отчасти причиной этого недоразумения стала терминология Аткинсона. Он принял, что побудительная ценность успеха (IS,) равна (1 — Ps). Но очевидно, что побудительная ценность успеха в широком смысле этого слова зависит не только от трудности задания, но и от многих других факторов. Он исходил из контекста исследований мотивации достижений и старался объяснить, почему испытуемые с ярко выраженной потребностью в достижениях отдают предпочтение заданиям средней трудности, но использовал терминологию, которая была предназначена для обозначения более широких понятий.
Особенно серьезной критике теория мотивации достижений подверглась за то, что в ней не нашли отражения культурные различия в таких понятиях, как «достижение» и «успех» (Maehr, 1974).
По мнению Мэра и его коллег, «традиционная концепция мотивации достижений приводит к этноцентрической предвзятости» (Maehr & Kleiber, 1981), поскольку она стала ассоциироваться скорее с индивидуальным, а не с коллективным достижением, с рабочей этикой протестантов и с профессиональным рвением вообще (см. также Duda, 1980).
Но, строго говоря, если стимул мотива достижения и связан с подобными результатами, то лишь косвенно и в сочетании с другими ценностями. Он весьма специфичен и ограничен, и в самом общем виде его можно определить как удовольствие, получаемое от того, что что-то делаешь лучше. Результаты многих исследований показали, что если задание слишком легкое или слишком трудное, стимул отсутствует, и испытуемые с ярко выраженной потребностью в достижениях не выполняют его лучше (см. главу 7). Если стимулом для успешного выполнения работы становится нечто вроде возможности «урвать» от нее время, они также не выполняют ее лучше, чем испытуемые с низкой потребностью в достижениях (French, 1955). Очевидно, что связывается ли удовольствие от более хорошей работы с профессиональным рвением или с индивидуалистическими (или коллективными) достижениями, зависит от других ценностей, воздействующих на человека. Как отмечалось в главе 12, имеет смысл спрашивать, достижения какого типа ценятся людьми пожилого возраста, представителями разных культур (Gallimore, Boggs & Jordan, 1974) или женщинами, поскольку не предполагается, что эти ценности непосредственно изменяют стимул мотива достижения, в качестве которого остается «сделать что-либо лучше». Что именно человек решает «делать лучше», безусловно, будет зависеть от других ценностей. В мотивационной теории ожидания и ценности являются независимыми детерминантами силы реакции, или тенденции к действию.
Вейнер (Weiner, 1980а) и другие создали дополнительную терминологическую путаницу, говоря об изменениях ценностей достижения так, словно речь шла об измерениях мотивов достижения. Уже довольно давно Дечармс, Моррисон, Рейтман и Макклелланд (deCharmc, Morrison, Reitman & McClelland, 1955) показали, что ценность достижений, определенная с помощью опросника установок, не только никак не связана с оценкой потребности в достижениях, выполненной на основании расшифровки мыслей, но и имеет совершенно другие поведенческие корреляты. Несмотря на это, как уже отмечалось в главе 6, с тех самых пор некоторые исследователи пытаются разработать «объективные» способы оценки потребности в достижениях с помощью опросников установок, хотя ни один из них не коррелирует стабильно с оценкой потребности в достижениях и не прогнозирует лучшей работы в ситуациях умеренного риска, когда присутствует стимул достижения.
Из этих способов определения ценности достижения наиболее популярным и валидным является способ, разработанный Меграбяном (Mehrabian, 1969). К сожалению, Вейнер (Weiner, 1980а) и другие используют оценки, полученные с помощью этого метода, в качестве оценок потребности в достижениях, в результате чего интерпретация многих исследований в этой области в последние годы стала путаной и вводит в заблуждение. В данном случае разногласия выходят за рамки спора о том, какой измерительный инструмент лучше. Речь скорее идет о том, что использование метода Меграбяна для измерения мотивов стирает различие между мотивами и ценностями, что и приводит к таким возражениям, с которыми выступили Мэр и другие, против теории мотивации достижений в том виде, в каком ее представляли некоторые авторы. Они утверждают, что мотивы присутствуют и функционируют практически одинаково у мужчин, женщин (Stewart & Chester, 1982) и различных этнических групп, но поскольку эти группы в разной мере разделяют ценности достижений, то какая-то мотивация достижений есть только у тех групп, которые их разделяют, — что явно противоречит действительности. Например, у определенных групп женщин не очень высоко котируются типичные ценности достижений на профессиональном поприще, но нет никаких доказательств того, что потребность в достижениях присуща им в меньшей степени.