Маэдретнир фыркнул, и непонятно было, выражает он веселье или пренебрежение. Так или иначе, но дракон наклонил голову и взмыл в воздух, сворачивая к пещере, из которой вылетел.
Ждать пришлось долго. Тиринор пытался заговорить с Дориеном, но тот будто заразился настроением брата и отделывался короткими ответами. В конце концов Тиринор оставил эти попытки и сел на камень, погрузившись в собственные мрачные мысли.
Уже наступали сумерки, когда Маэдретнир явился снова. С ним из пещеры вылетели еще два дракона: Анаэгнир и Немаэринир. Драконы сели вокруг эльфов, от крыльев сгущающийся туман взвихрился.
— Это все? — спросил Каледор.
— Мы трое — те, кто пойдет, — ответил Маэдретнир. — Больше ни один на зов не ответит.
— Три дракона — этого хватит, чтобы уничтожить Нагарит, — сказал Дориен и повернулся к Немаэриниру, своему боевому дракону. — Спасибо, что откликнулся на зов.
— Я только задремывал, — ответил дракон с красной чешуей. — Еще год — и я, наверное, уже не ответил бы тебе.
— Маэдретнир говорил о войне, а ты вспомнил Нагарит, — сказала Анаэгнир, и голос ее был мелодичнее, чем у самцов. — Что за зло заваривается там на севере?
— Коварство и измена, — ответил Тиринор. — Наггаротты хотят узурпировать власть, а у других княжеств слишком мало сил, чтобы их остановить. Драконам Каледора придется пройти долгий путь, чтобы восстановить равновесие власти.
— Драться с эльфами? — спросил Немаэринир и издал горловое рычание. — Неприятное дело.
— Да, — ответил Каледор. — И все же нам оно предстоит.
— Наггаротты распространяют почитание низших богов, — сказал Тиринор. — Если они победят, то весь Ултуан отдадут в рабство Каину и Эрет Кхиали.
— Есть и похуже боги, к которым можно попасть в рабство, — возразил Маэдретнир.
— Разделенность ослабляет нас, — сказал Дориен. — Боги Хаоса учуют нашу слабость и будут действовать.
Если эльфов не станет, кто удержит портал, не даст ему разрушиться? Гномы? Люди? Орки?
— Дориен прав, — поддержал его Тиринор. — Мы должны драться не только ради своей судьбы, но ради будущего мира. Если будет править Морати и те, кто идут за ней, они принесут с собой темную магию и чернокнижие, и демоны придут снова.
— Да не будет так! — взревела Анаэгнир. — Мы вам поможем.
— Хорошо, — сказал Каледор. — Мы возвращаемся в Тор Калед. Встречайте нас у дворцов, когда будете готовы.
— А куда потом? — спросил Дориен. — Наггаротты могут пойти прямо через Тиранок и оказаться у наших границ раньше, чем мы об этом узнаем.
— Глупо было бы с их стороны идти в поход до весны, — ответил Тиринор. — У нас есть время собрать армию.
— Армия подождет, а сектанты не станут, — возразил Дориен. — Они восстанут и подготовят путь для наступления наггароттов. И будет этой зимой смерть, попомни мое слово.
— Дракон за сектантами гоняться не может, — напомнила Анаэгнир. — Если ты не хочешь, чтобы рухнули твои города и сгорели твои поля.
— Ты права, — согласился Каледор. — Мы будем ждать армии Нагарита. И перебьем ее.
Глава десятая
Осада Лотерна
Каратриль открыл дверь в распивочную, и на улицу вырвались клубы ароматного дыма. Герольд жестом пригласил Аэрениса пройти первым и потом вошел сам, закрыв за собой дверь. Было тихо, как и следовало ожидать в середине дня, и только несколько завсегдатаев собрались у стола вблизи огня. Каратриль узнал в них воинов Дворцовой Стражи — снова-таки ничего неожиданного, поскольку именно в эту винную лавку заходили почти исключительно эльфы из охраны князей. Один из них, Митреир, приветственно поднял руку и жестом пригласил вошедших за стол, за которым сидел сам.
— Новое фиерийское красное как раз отстоялось, — сказал другой солдат, Халинир, когда они подошли, и протянул свой кубок Каратрилю. — Попробуй, отличное вино.
Каратриль принял хрустальный кубок, сделал глоток. У вина был легкий аромат розы и вкус более выраженный, чем Каратрилю нравилось, но не неприятный.
— Чудесно, — сказал он с неопределенным выражением лица и предложил кубок Аэренису.
— Я останусь верен своему саферийскому золотому, пока не наступит сезон ледяного вина, — ответил тот, отказываясь движением руки.
Служанка с длинными волосами, собранными на затылке, обошла вокруг стола, и Каратриль заказал бутылку своего любимого, а Аэренис попросил воды.
— Я слышал вчера вечером Хитреира, «Трактат о цинизме», — сказал Халинир. — Он выступал в Сапфировом дворце. Как по мне, слишком сентиментально, но он умеет понравиться народу — разговорами про Аэнарио-на и так далее. Хитреир популярен среди избранной публики.
— А мне нравятся его «Размышления лотернского торговца», — сказал Фитурен с дальнего конца стола. — Конечно, я слушал его до возвращения Малекита. Юмор у него теперь резко изменился, и я не в восторге от некоторых темных элементов в его композициях. Такое впечатление, что он в эти последние годы все больше и больше погружается в свои горести. Можно подумать, будто он единственный в Лотерне эльф со своими тревогами и заботами — если посмотреть, как он иногда стоит и слагает свои жалобы на Опаловой площади.
— Достаточно того, что мы на службе должны иметь дело с этими проклятыми сектами, и я не хочу слышать о них, когда отставляю копье, — сказал Миртреир. — Князь выпускает прокламацию за прокламацией, и все равно полно слепых, идущих в стадо к этим болтунам и смутьянам. Всего пять дней назад мы нашли гнездо атартистов, замаскировавшихся под гильдию вышивальщиков в Каллхане. Я вам так скажу: когда я увидел, что они там рисовали своими иголками, у меня мороз по спине прошел. Хоть верьте, хоть нет, мне один из них чуть глаз не выцарапал.
— Вы их выслали? — спросил Аэренис.
— Да уж конечно, — ответил Фитурен. — Пока князь не отменит приказ, мы их под охраной высылаем в Амил Аннаниан. Я слыхал, что сегодня утром отвалил очередной корабль и на нем почти две сотни этих заблудших душ. И еще пятьдесят с лишним лечатся у жрецов Эрет Кхиали.
— Если это значит, что мы не проливаем столько крови, сколько могли бы, то вреда я в этом не вижу, — сказал Аэренис.
— Когда их схватят, они кажутся вполне ручными, — сказал Митреир.
— В основном там нормальный народ, — ответил Аэренис. — Ищут ответов на свои вопросы или убежища от реальности, или просто сочувствия. Я лично не вижу особого вреда в том, что они делают. В Нагарите, говорят, они приносят кровавые жертвы и вообще ведут себя как звери, но здесь, в Лотерне, почти все наши арестанты просто заблудшие души, ищущие свой путь.
— Их действия запрещены, даже если они не наносят другим прямого вреда, — напомнил Митреир.
— Но почему запрещены? — негромко спросил Аэренис. Подавальщица вернулась, принеся заказанное, и Аэренис отхлебнул воды из своего стакана. — Князь и его совет решили, что поэмы Хитреира и его выступления допустимы, а при этом издают указы против таких писателей, как Элрондир и Хитрист, считая их соблазнительными и опасными. Пять лет назад Элрондир был придворным поэтом князя Харадрина, а сейчас он беглец.