* * *
– Машенька, вы чудесно выглядите.
Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.
Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки – все подобрано в тон.
Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть…
Я себе нравилась и знала, что красива.
Замечательно выглядели и все остальные.
Ваня, Петя, дети… двое старших в выходных костюмах, двое младших – в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.
Траур?
А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает.
Благовещенский выглядел вообще великолепно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой… если бы мужчины понимали, как их красит осанка! Сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.
Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.
Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.
Я любовалась столицей и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но…
Но?
Было в ней нечто такое… та Москва жила в бешеном темпе. И, приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить…
Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех.
У меня не получалось никогда. Да и не хотелось. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила.
И еще Москва – это мегаполис.
В том мире.
Случись что – куда будет нацелен первый удар?
То-то и оно. В глуши иногда безопаснее.
Работы не найти? А кто пытался?
Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что…
Сложно?
Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!
Эта Москва была тише и спокойнее. Здесь никто не бежал, никто никуда не спешил, спокойно прогуливались парочки под руку, гуляли дети с гувернантками, то и дело слышались возгласы нянечек, подзывающих к себе озорников, кто-то плакал напоказ, это ж ужасная трагедия, когда тебе не покупают мороженое, кто-то катался на велосипеде…
Никто не спешил. Все наслаждались жизнью здесь и сейчас, и в этом была основная разница между известным мне миром – и миром, в котором я находилась.
Когда мы утратили вот это понимание – жизни? Когда разучились просто жить, никуда не спеша, не набирая новых впечатлений, а просто – позволяя жизни идти своим чередом и наслаждаясь каждым ее мгновением. Когда разучились задумываться?
Нет ответа…
Хотя я знала, кому может быть выгодно такое положение дел. Когда все бегом и бегом, рывком и наскоком, вперед и вперед… а потом просто падаешь, как загнанная лошадь, и даже не успеваешь обернуться, чтобы понять – все было зря. И не нужно тебе никаких гималайских вершин, а нужны только те, кого ты сам оттолкнул в своей попытке влезть в гору…
Когда бежишь – ты не думаешь, ты просто бежишь. А куда, зачем… и главное – что происходит в это время за твоей спиной?
Нет ответа…
– У вас такое серьезное лицо, Машенька. О чем вы задумались?
Я улыбнулась Александру.
– О жизни, как водится. О жизни.
– Разве жизнь заслуживает такой грусти на вашем личике? Поверьте, она прекрасна, и у вас еще все впереди.
Я вздохнула.
Вот уж чья бы буренка мычала, нет? Ты недавно дочь похоронил, жена в психушке, с должности разжалован – и такие заявки? Хм?
Посмотрим на это под другим углом?
Маруся, мне кажется или нас где-то накалывают?
Есть такая вероятность. Вот как хотите, а в такой ситуации мужчина должен вести себя иначе, разве нет? Или я чего-то не знаю о мужской психологии?
Задуматься и над этим вопросом я не успела. Нил едва не улетел вместе с велосипедом в фонтан и пришлось его вытаскивать.
Потом Андрюшка едва не описался от восторга, потом…
Двое детей в парке – это слишком много даже для четверых взрослых. Особенно если из этих взрослых только одна женщина, а остальные сами как дети!
Ёжь твою рожь!
Это выражение я душевно вспомнила, когда Петя так перемазался мороженым, что аж до затылка дошло. Пришлось отмывать уже его…
– Сашенька!
– Мама?
Не поняла?!
Пока я была занята мальчишками, к Благовещенскому подошли двое. Оп-па?
Мужчина лет семидесяти на вид, такой очень уютный, полненький, словно колобок… и только по глазам видно, что колобок-то из легированной стали, не иначе. Глазки у него такие… интересные.
Серо-стальные, цепкие, умные, очень жесткие… меняю сталь – на титан. Не иначе.
И дама рядом с ним. Тоже в годах, очень похожа на Благовещенского, просто копия – только в женском, сильно смягченном варианте. И провалиться мне на этом месте, если это не его отец с матерью.
Темные волосы с проблесками седины, брови вразлет, умные яркие глаза… да, Храмова можно понять. Если рядом такая женщина оказалась – не удержишься. Непонятно только, чего он, идиота кусок, на ней не женился?
М-да.
Не хотела бы я оказаться на пути у этой семьи. Только вот и смыться никуда не получалось…
Благовещенский обернулся ко мне и улыбнулся. Пришлось подойти…
– Мария Ивановна, это мой отец, Виктор Николаевич Благовещенский, и моя мать, Александра Александровна.
Под пристальными взглядами я ощутила себя на приеме у врача. Рентген – и то так не просвечивает, это уже жесткое излучение, не иначе.
– Очень приятно.
– Нам тоже приятно познакомиться. Саша писал о вас. – Женщина улыбалась краешками губ. – Вы здесь с детьми, Мария Ивановна?
– Да, Александра Александровна.
– Называйте меня просто Алекс, – улыбнулась дама.