Убийство в субботу утром - читать онлайн книгу. Автор: Батья Гур cтр.№ 20

В просторной гостиной, обставленной тяжелой мебелью сдержанных тонов, царила утонченно-строгая атмосфера. Большие, написанные яркими красками абстрактные картины, цветы в горшках и ящиках на подоконниках, как будто не ведающие о том, что в Иерусалиме зима, и толстый темный ковер, казалось, старались, но были не в силах придать помещению хоть немного теплоты. Кларнетный квинтет, пылящийся на вертушке проигрывателя в углу рядом с застекленной задней дверью, был здесь единственным отголоском обитавших в доме эмоций — больше их не выдавало ничто.

Как только они вошли в приемную, Хильдесхаймер сразу же погрузился в кресло, его массивная фигура казалась усохшей, лицо было бледным и измученным.

Михаэль спросил о пластинке.

— Да. — Старик с тяжелым вздохом запахнул еще плотнее свое зимнее пальто, которое так и не снимал. — Я всегда считал, что в ней была и сентиментальная струнка. В музыке она предпочитала романтиков. Мы иногда над этим подшучивали.

Он печально улыбнулся и, казалось, полностью ушел в себя. Михаэль почувствовал острое желание утешить, защитить его, но овладел собой и уселся за старинный письменный стол. Достав из кармана пару перчаток, он деловито натянул их на свои длинные пальцы и начал с предельной аккуратностью один за другим открывать ящики, попутно пояснив Хильдесхаймеру:

— Надо постараться не оставить отпечатков.

Содержимое ящиков он перекладывал на кушетку, стоявшую у стены напротив письменного стола.

Когда он дошел до третьего ящика, Хильдесхаймер, сосредоточенно наблюдавший за его манипуляциями, сказал:

— Там вы найдете список пациентов и подопечных Евы. — Он поднялся с кресла. — Под бумагами в третьем ящике лежит список имен и телефонов. Я знаю об этом, поскольку каждый раз, уезжая за границу, Ева просила меня предупреждать ее пациентов, если по какой-либо причине задерживалась и не могла вернуться к уговоренному сроку. В таких случаях я должен был договориться с прислугой, прийти сюда, достать список и обзвонить пациентов.

Старик закрыл лицо руками и простоял так несколько минут, потом пришел в себя, достал из кармана пальто большой носовой платок и вытер глаза.

Михаэль предостерегающе указал на кипу бумаг на кушетке, попросил его ни до чего не дотрагиваться и стал, стараясь не нарушать порядок, показывать их Хильдесхаймеру. По-прежнему стоя, профессор просматривал листы, после чего Михаэль один за другим отправлял их на толстый со следами грязи палас у подножья кушетки.

Хильдесхаймер, бледнея на глазах, с дрожью в голосе произнес:

— Нет, я его здесь не вижу. Списка здесь нет.

Михаэль продолжал быстро опорожнять ящики, бумаги ложились в кучу на кушетке. Они вдвоем не пропускали ни одного обрывка. Там были всевозможные счета, записи лекций, разрозненные страницы из статей, чековые книжки, банковские карточки, письма — все, что обычно держат в письменном столе. Но среди этих бумаг не было ни черновика, ни печатной копии лекции, которую Ева Нейдорф должна была прочитать нынешним утром. Не было там и списка, только перечень членов и кандидатов Института — его Михаэль отложил на край стола. Также отсутствовала записная книжка. Хильдесхаймер вынул из кармана свою — маленькую книжечку в синей пластиковой обложке и протянул ее Михаэлю.

— У нее точно такая же, — сказал он и прибавил: — Хотя, конечно, она должна была лежать у нее в сумке, она всегда ее там держала.

— Попробуем все же поискать здесь, в доме. Ведь я вам уже говорил — в сумке записной книжки не нашли, — осторожно сказал Михаэль.

Глядя, как Михаэль рассматривает его книжку, Хильдесхаймер сказал:

— Если хотите, можете открыть.

Михаэль перевернул первую страницу. Профессор, глядя через его плечо, пояснил:

— Это расписание сеансов с пациентами на каждый день и номера их телефонов.

Михаэль исследовал каждый уголок письменного стола, включая потайной ящичек на пружине — вещь-то старинная, — содержимое которого также перекочевало на кушетку. Профессор с волнением сказал, что в тайнике Ева хранила записи, сделанные после вводных сеансов с новым пациентом.

— Первые два сеанса, — объяснял он, с трудом переводя дыхание, — посвящаются тому, что мы называем интервью. Они обычно посвящены более, так скажем, биографическим, конкретным вещам, таким, как возраст и семейное положение, родители, брак, работа, а также причины, побудившие пациента обратиться за помощью психоаналитика. Некоторые во время этих предварительных бесед ведут записи. Лично я противник этого. Ева делала записи, но только по окончании сеанса.

Они вдвоем посмотрели, но записей не нашли.

Михаэль огляделся.

Мысленную инвентаризацию комнаты он произвел в первую же минуту. Как и в приемной Хильдесхаймера, тут было два кресла, кушетка, за ней стул психоаналитика, книжный шкаф (только один, с книгами по специальности) и несколько светильников. Желтые пергаментные абажуры создавали ощущение тепла и уюта. В книжном шкафу привлекало внимание отделение с ключом, торчавшим из замка, — там, как оказалось, лежала стопка тонких буклетов в мягких цветных переплетах. Хильдесхаймер пояснил, что все это были истории болезней, которые выносились, обычно в виде докладов, на обсуждение в Институте. Михаэль полистал буклеты, пробежал глазами заголовки на обложках — каждый как минимум из двух строк — и не понял ни единого слова, кроме предлогов и союзов. На каждой книжечке был гриф «Секретно, только для внутреннего пользования».

Для презентаций историй болезни, как разъяснил Хильдесхаймер, для сохранения врачебной тайны изменялись все сведения о пациенте, потенциально пригодные для идентификации личности: вместо имени использовали псевдоним, место работы не указывалось и так далее. В порядке дополнительной предосторожности буклеты вручали сотрудникам только в руки и никогда не рассылали по почте.

Из кипы бумаг на кушетке Михаэль извлек страницу, исписанную мелким неразборчивым почерком. Он внимательно ее прочел и спросил Хильдесхаймера, Евин ли это почерк. Профессор ответил утвердительно. Это был список литературы для курса, который она читала в Институте в последнем триместре. Михаэль из всего списка знал только Фрейда. Больше в комнате не оставалось ничего, где стоило бы поискать документы, списки имен, лекционные материалы, записные книжки и т. д.

Михаэль закурил сигарету, первую за то время, что они находились в доме. На столике между двумя мягкими креслами стояла пепельница. Там же лежала коробка с салфетками. Он отметил про себя, что, несмотря на внешнее сходство, в приемных Хильдесхаймера и Евы Нейдорф совершенно разная атмосфера. Эта комната была дамской. В шторах, ковре, драпировке кушетки преобладали красный и коричневый цвета. Кресла были посветлее, однако не шли ни в какое сравнение с бледными тонами гостиной. Не было внушительных абстрактных полотен, вроде тех, что украшали стены гостиной, — Михаэль ничего в них не понял, но цвета ему понравились. В приемной висели черно-белые гравюры и карандашные рисунки.