– Ваш отец часто готовил для вас? – спрашивает мой собеседник.
– Не для меня конкретно. Он готовил для посетителей своего ресторана. Мы росли при ресторане, ели дежурные блюда.
– Интересное у вас было детство. Оно вам нравилось?
– Иногда. – Легко беседовать с незнакомым человеком, который через месяц и не вспомнит, о чем я ему рассказывала. Я допиваю вино и подставляю ему свой бокал. Он снова его наполняет. – Не всегда. Порой бывало тяжеловато, да и родители больше были заняты своим бизнесом, чем родными детьми. – Я стараюсь удержать на вилке одну клецку идеальной формы. – А у вас какое было детство?
Хавьер промокает губы салфеткой.
– Я вырос в городе. Мама преподавала в школе, а отец… – Он хмурится, потирает пальцы, словно вытягивает из воздуха нужное слово, – был служащим, работал в правительстве. – Его лицо просветлело. – Чиновником.
– Вы – единственный ребенок?
– Ой нет. Нас в семье четверо. Три сына и дочь. Я – второй по старшинству.
Второй, которому не хватает внимания, как и мне. Вслух я говорю:
– Старшим всегда достается все самое лучшее.
Хавьер чуть склоняет голову, не соглашаясь со мной.
– Может и так. У нас в семье старшая – сестра, но она без претензий. Очень тихая, внешний мир ее пугает.
Теперь моя очередь проявить настырность. Вино меня раскрепостило; мы с ним – два чужих человека, случайно познакомившихся на отдыхе; с собой у меня нет телефона, который помог бы мне скоротать время.
– Почему?
Его лицо становится непроницаемым, он опускает глаза и качает головой.
– Простите, – извиняюсь я. – Это не моего ума дело.
– Нет, нет. – Он касается моей руки. – В детстве ее похитили. Она тогда была еще очень маленькая, и никто не знает, что с ней случилось. С тех пор прежней она уже не была.
– Бедняжка. – Радужность ночи немного меркнет, и я думаю о Джози.
– Так, все, – говорит Хавьер, разгоняя мои мрачные мысли, и берет свой бокал. – Отпуск дается для того, чтобы забыть о плохом, верно? Salud
[10].
– Salud, – улыбаюсь я.
Мы оба принимаемся за еду, молчание нам не в тягость. Аромат чеснока, поднимающийся от моего блюда, смешивается с пикантным чесночным запахом его одеколона. Мимо, плечом к плечу, нога в ногу, идут двое парней: один – маори, второй – европеец. Следом проносится стайка худеньких девочек-подростков. Поглощенные собой, они щебечут на языке, который я не сразу узнаю. По-прежнему влажно и жарко, но не до одурения.
В кои-то веки я абсолютно счастлива, в полном ладу сама с собой – просто сижу и ем.
– Мой друг – музыкант, – произносит Хавьер, – играет в клубе недалеко отсюда. Не хотите пойти со мной его послушать?
У меня мелькает мысль, что, может быть, мне лучше вернуться в свой номер и улечься спать.
– Я одета не для клуба, – отвечаю я. – К тому же, у меня в рюкзаке продукты.
– Гостиница довольно близко. Можно сначала туда зайти, а потом – в клуб.
Пожалуй, так и сделаю.
– Хорошо.
* * *
Горизонт расчерчивают вспышки молний. Мы с Хавьером возвращаемся в гостиницу. Мне особенно приятно, что он выше меня, крепок в плечах и бедрах. Рядом с ним я чувствую себя миниатюрной девчонкой. Не совсем привычное ощущение для женщины под метр восемьдесят ростом.
Он ждет в вестибюле, пока я бегу наверх, где с чувством облегчения подключаю свой мобильник к новому зарядному устройству и переодеваюсь в сарафан, поверх которого накидываю тонкий свитерок. В зеркале во всю стену ванной я смотрю на свое отражение. Из-за высокой влажности волосы на голове превратились в копну спутанных завитков, но тут уж ничего не поделаешь. Чтобы как-то сгладить этот эффект, я выделяю губы помадой. Губы – самое впечатляющее в моей внешности, свидетельство того, что во мне течет итальянская кровь. Матовая красная помада как нельзя лучше подчеркивает их красоту.
Когда я выхожу из лифта, Хавьер красноречиво выражает мне свое восхищение и предлагает взять его под руку. Я принимаю его предложение, и мы снова выходим на улицу, где по-прежнему душно.
– Ты часто путешествуешь? – спрашивает он.
Прямо на меня идут три девушки в своих лучших вечерних нарядах. Чтобы не столкнуться с ними, я встаю по другую сторону от Хавьера и отвечаю:
– Нет, редко. Специфика работы не позволяет. А ты?
– А у меня другая история. Последние годы постоянно в пути.
– Командировки?
В ответ он просто кивает, не вдаваясь в детали. В дружеском молчании мы минуем несколько кварталов. Я впитываю атмосферу вечера: мерцание огней на фоне неба, блеск воды в просветах между высокими зданиями, трели музыки, играющей за окнами. Мы сворачиваем в мощеный кирпичом переулок и вскоре останавливаемся.
– Пришли, – говорит Хавьер, поднимая на меня глаза.
Он открывает дверь, и на улицу выплескивается поток запахов – алкоголя и духов – и шумов: голоса, смех, кто-то настраивает гитару. Я вхожу, Хавьер – следом. На нас многие пялятся, отчего я на мгновение смущаюсь, но потом понимаю, что они, вероятно, смотрят на всех.
А может, на нас обращают внимание еще и потому, что мы – я со своими красными губами и буйными волосами, он – с широченными плечами – очень даже эффектная пара.
Свободных столиков немного. Хавьер ведет меня к одному из них в глубине зала, где нас встречает девушка в облегающих джинсах и крестьянской блузке. Она спрашивает, что нам принести.
– Мне – пиво, – отвечаю я, усаживаясь за столик. – Любой коричневый эль, что у вас есть.
– Мне то же самое, – говорит Хавьер. – И текилу, вашу самую лучшую, куколка.
Столик маленький, мы вынуждены сидеть почти вплотную. Он ногой задевает мое колено, я плечом его руку. От Хавьера исходит какой-то непонятный дурманящий запах, и с минуту я пытаюсь подобрать ему определение, а потом перевожу взгляд на сцену. Все мои чувства обострены. Я ощущаю прикосновение его локтя, замечаю, какие густые у него брови.
– Который из них твой друг?
– Вообще-то, все, но сюда я приехал к Мигелю. Он в красной рубашке. Самый симпатичный.
Я улыбаюсь: Хавьер прав. У Мигеля приветливое лицо, высокие скулы и очень блестящие, очень черные волосы. Это он настраивает инструмент, кивая аккомпанементу.
– Давно вы дружите?
– Нас познакомил один наш общий друг. – Он криво улыбается. – Мигель – брат моей бывшей жены.
Нам приносят напитки. На свету эль имеет красивый светло-коричневый оттенок. Я вдыхаю его запах. Обнадеживает.