Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники - читать онлайн книгу. Автор: Константин Кеворкян cтр.№ 113

Но чем сдержанней и напряженней была первоначальная реакция пропагандистской машины Третьего рейха и ее многомиллионной аудитории на новые условия жизни в государстве, тем радостней – по контрасту – стала радость скорой победы над Польшей. После падения Варшавы Гитлер приказал семь дней между 12.00 и 13.00 часами звонить в колокола по всей стране.

«Поддержание в народе хорошего настроения» германское правительство постаралось обеспечить посредством специального «циркуляра фюрера», в котором всем театрам, варьете, кино, циркам, спортивным клубам и кружкам предписывалось продолжать свою работу, невзирая на войну. Любопытно, что при посещении театра выдавался вкладыш в программку с инструкцией, как действовать в случае воздушной тревоги: «Поскольку в здании Оперы нет бомбоубежища, на карте было показано, как добраться до моего бомбоубежища, которое значилось под номером один. Тревога будет объявлена со сцены. После этого необходимо соблюдать спокойствие, взять свою шляпу и пальто в гардеробе. И следовать в бомбоубежище. Когда она закончится, я должен вернуться в Оперу, сдать пальто и шляпу, и опера будет продолжена с того места, где спектакль прервался» (8). Чем же была навеяна такая забота о зрелищах? Ну, конечно же, вопросами хлеба! Гитлер совершенно ясно осознавал стоящую проблему: «Я должен предоставить рабочему, зарабатывающему деньги, возможность тратить их, если он ничего не может на них купить» (9).

И это диктовалось жизненной необходимостью – сразу после начала боевых действий правительство предприняло целый ряд мер по регулированию внутреннего рынка и ограничению внутреннего потребления. Так, 4 сентября 1939 года, то есть через четыре дня после начала войны, был обнародован закон об увеличении подоходного налога на пятьдесят процентов, а также о значительном увеличении акцизов на табак и пиво. Кроме того, вышел декрет о замораживании цен и заработной платы. Впрочем, когда обнаружилось, что декрет от 4 сентября, фактически уменьшавший заработную плату и надбавки за ночную и сверхурочную работу, вызвал серьезное недовольство в обществе, его отменили. Боязнь вызвать недовольство народных масс заставляла германское правительство тратить на производство товаров народного потребления и выплату пособий участникам войны гораздо больше, чем тратили правительства демократических стран. В конце концов, руководитель «Трудового фронта» Роберт Лей заявил, что впервые в истории «война ведется за интересы рабочих» («Фёлькишер беобахтер», 2.02.1940). Забота о комфорте воюющей нации дошла до того, что, согласно изданному в январе 1941 года секретному приказу партийной канцелярии, для создания санаториев и домов отдыха гауляйтеры получили право реквизировать всю монастырскую недвижимость. Жертвами этой акции за полгода стали 120 монастырей.

Щадящий режим власти установили и в вопросе привлечения в военную экономику немецких женщин. За первые четыре года войны, когда в военном производстве Великобритании было занято 2,25 миллиона женщин, в Германии в аналогичную деятельность вовлекли всего лишь 182 тысячи работниц. Число дам, служивших домашней прислугой, – 1,5 миллиона, оставалось неизменным на протяжении всей войны. Но нужно учитывать, что по мере захвата новых территорий, в рейх согнали миллионы рабынь из оккупированных стран. «Много русских женщин и девушек работает на фабрике «Астра Веерке». Их заставляют работать по 14 и более часов в день. Зарплаты они, конечно, никакой не получают. На работу и с работы ходят под конвоем. Моя соседка на днях приобрела домработницу. Она внесла деньги, и ей предоставили возможность выбирать по вкусу любую из только что пригнанных сюда женщин из России» (10). Об использовании рабского труда мы еще поговорим, а пока вернемся к хлебу насущному.

Введенные еще в тридцатые годы ограничения в потреблении способствовали тому, что у населения в Германии выработалась стойкая привычка к экономии. А с началом войны нормирование пищевых продуктов началось гораздо раньше, чем появилась какая-то нехватка в них. Также поначалу оправдывала себя система замораживания цен и заработной платы. Уровень оптовых цен поднялся к июню 1944 года только на 9 %, уровень жизни – на 12 %, заработная плата – на 11 % (11). Основой ведения хозяйства были обязательные поставки пищевых продуктов государству. Уже с 27 августа 1939 года (за несколько дней до войны) растительные продукты подлежали обязательной сдаче государству с момента «отделения их от земли», продукты животноводства – с момента их получения.

Наряду с обычными карточками, имелся еще целый ряд различных специальных продовольственных купонов: от карточки отпускника и карточки, выдаваемой по случаю бракосочетания, до особых талонов дополнительного питания, выдававшихся при налетах вражеской авиации. Со временем система распределения принимала все более изощренный вид. Появились карточки на грудных детей и детей младшего возраста, для рабочих, занятых на тяжелых работах, беременных женщин, кормящих матерей, вегетарианцев (!), больных туберкулезом и т. д. Некоторые продукты (например, простоквашу и мороженое) продавали вообще без ограничений, а фрукты в основном шли на производство мармелада.

Однако по мере продолжения войны проблемы населения – как с хлебом, так и со зрелищами – постепенно возрастали. Уже 2 мая 1940 года власти распорядились закрывать кафе в одиннадцать часов вечера вместо часа ночи. Предполагалось, что подобные меры вынудят людей расходиться по домам до начала воздушных тревог. Заодно на некоторое время запретили и танцы. 15 мая 1941 года германские газеты сообщили, что с июня сокращается рацион мяса с 500 до 400 грамм в неделю (кроме ненормированной конины). По понедельникам мясные магазины закрывались вообще. В 1941 году возросла квартирная плата, увеличились всевозможные сборы с населения: на «Зимнюю помощь», в «фонд нацистской партии», в «фонд Гитлера», муниципальный налог, взносы на социальное страхование, на «Трудовой фронт». Удержания из зарплаты составляли 18 % и более. Попутно власти всячески рекламировали обувь на деревянной подошве, а также другие товары, производимые из всевозможных эрзацев.

Тем с большим воодушевлением приветствовали немцы улучшение снабжения по мере расширения территории, находящейся под контролем Третьего рейха. Вообще, с начала до конца войны немцы оценивали положение, исходя, прежде всего, из материальных потребностей. И совесть их при этом не мучила. Например, почти сразу после оккупации Дании и Голландии с 1 июля 1940 года дополнительно к обычным нормам по карточкам стали выдавать по 100 грамм масла на человека. После падения Франции страну наводнило французское вино и шампанское; омары и устрицы в изобилии имелись в продаже вплоть до 1944 года. «Норвежские шпроты, арденнская ветчина, перигорские паштеты из гусиной печени продаются повсюду» (12). Продуктами, качество которых снизилось, стали животное масло и маргарин (где повысилось процентное содержание воды), молоко (жирность которого сильно снизилась) и колбаса (в которую добавляли различные примеси). Значительно ухудшилось качество пива – заводы, стремясь найти заменитель ячменю для производства пива, начали использовать сыворотку из отходов молочных предприятий. Но, в целом, грамотная продовольственная политика помогала режиму поддерживать боеспособность как армии, так и населения в тылу, что позволило нацистскому государству избежать внутреннего кризиса, подобного революционным событиям в России и Германии на излете Первой мировой войны.