Ничего. Меня все равно никто не услышит. Разве что это… Я вдруг подумала, что если оно до сих пор до меня не добралось, значит, оно точно где-то снаружи. Не «может быть», а точно.
Крысы испугались вопля и скрылись в темноте. Тоже голодные. Только я их есть побрезгую, а они меня – нет. Если их всего две, арматурой я, конечно, отобьюсь, но если больше… Крысы опять вылезли и сели как раньше, выжидательно глядя на меня.
Я достала из заднего кармана помятый и уже подразмокший леденец, развернула (не с первого раза, руки тряслись) и положила в одну из крысиных мисочек. Черт их знает, что у них в голове, но если они решили напасть, то сегодня я еще могу откупиться. Вряд ли их кто-нибудь когда-нибудь кормил из мисок, но крысы проворно побежали за леденцом, большая цапнула его в зубы и умчалась в ночь, маленькая – за ней. Вот так и не верь в то, что они разумны.
Холодно. Без мокрых штанов было легче, я растирала окоченевшие ноги, не снимая кроссовок, ступни чудом оставались сухими, и я не желала их мочить в своей луже. Я думала, что никогда не усну – и все равно уснула.
08:00
Солнышко пригревало, а меня все еще трясло. Проснулась я от соприкосновения с жестким мехом: вертелась во сне и чуть не задавила крысу, пришедшую попить. Миски были пусты. Не открыв толком глаза, я высунула руку, расстегнула молнию на косметичке, набрала две миски (вообще-то это негигиенично, они их уже облизали вчера, когда я давала леденец), поставила в угол. Большая тут же побежала пить, маленькая несколько секунд сидела робко и смотрела, все так же сложив лапы на пузе, потом тоже рискнула. Я достала свою развинченную ручку, изогнулась и сделала несколько больших глотков. Кажется, только тогда я проснулась.
В глаза бил солнечный свет. Улица такая близкая, а будешь орать – не доорешься.
– Вы можете улепетывать отсюда на все четыре стороны, – сказала я крысам. – Завидую. Может, вам ошейники с записками смастерить? Ну как записка в бутылке от потерпевших кораблекрушение? Правда, зная людей, они вас сначала грохнут, а уж потом прочтут, если не побрезгуют трогать руками.
Кажется, кто-то сходит с ума. И это не крысы. Большая напилась и быстренько свалила в темноту. Маленькая оставила миску, прыгнула мне на ногу и, не успела я возразить, шустро по ней взобралась, цепляясь коготками, подтянулась на доске и выскочила наружу.
– Я и говорю: лети на все четыре стороны…
С пола она запрыгнула на окно – не знала, что они так умеют. Дальше еще круче: вылезла через разбитое стекло и сиганула на улицу. Первый этаж… Да какой первый – полуподвал, считай. Ничего ей не будет, кроме моей лютой зависти.
О спасении я уже старалась не думать, в голове толкались вопросы: где все и где это? Я гнала их, потому что ни одна из моих догадок оптимизма не прибавляла. Я вытащила руку, пощупала джинсы – почти уже высохли на солнышке, перевернула их, чтобы солнышко припекло с другой стороны, и стала уже привычно растирать отогревающиеся ноги. Земля подо мной так и не высохла, лужи уже не было, но земля все равно была влажной. Я отодвинулась, чтобы солнечный луч ее прогрел, и тут уж либо я, либо моя постель – приходилось выбирать. Сняла майку, тоже выкинула на просушку и отползла в темноту.
13:04
Вернулась Маленькая. Она просто сиганула на меня с окна, я успела задремать и чуть не завопила. Тогда бы я спугнула ее, а это нельзя: у нее в зубах был бумажный пакет из какой-то забегаловки. От него так пахло, что я готова была убить крысу.
Я вцепилась в свободный конец пакета и дернула на себя. Крыса, не ожидая такой подлянки, повисла, вцепившись зубами в другой конец.
– Дай это мне, животное! Я тебя поила.
Крыса негодующе запищала, и я сообразила, что сейчас на вопли прибежит Большая. Вдвоем они меня, конечно, не одолеют, но покусают точно. Умирать от чумы я по-прежнему не хотела, быстро разорвала пакет и вцепилась зубами в чей-то недоеденный гамбургер, бросив в Маленькую кусочком котлеты:
– Не говори, что я жадина.
Маленькая подхватила котлету и умчалась в темноту, должно быть, ябедничать Большой.
Желудок радостно заурчал. Ничего вкуснее я в жизни не ела, чем надкусанный гамбургер, притащенный крысой с помойки. Я проглотила его за несколько секунд, а потом долго и со вкусом запивала через ручку-соломинку, запоздало задумавшись, что я буду пить, если в ближайшую неделю не будет дождя. А если две? В пакете оставалось еще два ломтика картошки фри, я великодушно рассовала их в крысиные мисочки. Гамбургер тяжело лежал в желудке, я даже сразу согрелась и глупо подумала, что везде можно жить.
Пожалуй, об этом эпизоде я никому никогда не расскажу. Спросят: «Что ела?» – скажу: «Ничего», и мне поверят. Без еды можно прожить какое-то нереальное время, больше месяца, что ли, и если меня найдут хоть днем раньше – мне поверят. Вместе с сытостью накатил стыд: вот уж не знаю, что противнее – то, что гамбургер был надкусанный неизвестно кем, или то, что я отобрала его у крысы. Как быстро можно потерять человеческий облик, если тебя никто не видит!
И не ищет.
18:00
Крысы пришли, молча забрали свои картофельные ломтики из мисок и удалились. Обиделись. Дура, знаю. Зато крысы умеют хранить секреты.
Мои джинсы и майка высохли, пол тоже, я оделась и лежала почти счастливая. Желудок опять сжимался и урчал, но я знала, что он врет: мы сегодня уже ели. Что будет завтра, в нашем положении глупо задумываться.
18:07
За окном послышался лай. Я вскочила и опять чуть не устроила обвал, врезавшись головой в доску. На меня посыпался мелкий мусор, пара крупных кусков бетона с кулак величиной рухнули на ноги. Я отползла так, чтобы видеть в щелку происходящее за окном. Собаки. Те самые, одичавшие, которых я прикармливала раньше: не знала, что они здесь так и живут. В стае я насчитала штук пять, они суетились, то и дело меняясь местами, потом повернулись ко мне мордами, сгрудились кучей под окном и начали облаивать… Меня?! Неужели чуют?! А если чуют, то что сделают?
– Достаньте сперва! – крикнула я, и на секунду лай оборвался.
Собаки насторожили уши и завертели головами: кто здесь? Через пару секунд самый большой пригнул голову к земле, зарычал, и вся свора ответила заливистым лаем. Он смотрел прямо на меня. Если бы я не была завалена под обломками… Это собаки, они могут слышать запахи. И пришли узнать, кто такой окопался на их законной территории. Были бы поумнее – метнулись бы в город, привели кого мне на помощь… В фильмах про войну герои частенько присылали в штаб собак с записками под ошейником. Только ошейников на этих нет. Да и подсунуть туда записку…
«А что ты теряешь? – шепнул внутренний голос. – Ну откусит тебе палец, ну за руку цапнет – больше же ничего не достанет. А всунутую записку, может, кто-нибудь и рискнет взять. Только ошейников нет, так что забудь». Я попыталась забыть. Собаки смотрели прямо на меня и лаяли. Ну что они лают – сделали бы что-нибудь! Залезли бы, разгребли руины, пригнав экскаватор… Я подумала, что их лай мог бы привлечь чье-нибудь внимание, если бы в эту часть города хоть кто-то иногда ходил. Ничего. Я выживу.