Эдо Ланг, уж на что увлекся собственными историями, заметил, как его перекосило. Спросил:
– Вы чего? Вам о Другой Стороне неприятно слушать? Тяжело?
Зоран помотал головой.
– О Другой Стороне интересно. Я же там вообще никогда не бывал, а вы вон сколько изъездили. И главное, ничего не забыли, теперь можете рассказать о том, чего никто из наших не видел. Я сейчас на себя рассердился: вроде столько возможностей путешествовать, а я дома сижу. Как будто засосала трясина, вылезти не могу. Только трясина не дом и не город. Трясина – я сам.
Эдо скривился, словно от боли, как будто Зоран не себя, а его ругал. Сказал:
– Вам не надо быть к себе строгим. Многим это полезно, а вам, поверьте на слово, нет. Вы же… – Он запнулся, но сразу продолжил: – Мои комплименты вам, наверное, уже надоели, но вы же правда крутой художник. А у гениев всегда какие-нибудь закидоны, потому что в человека гений не помещается. И тело, и личность трещат по швам. Вам просто внимания не хватает на путешествия. На совершенно другие вещи оно расходуется у вас.
Зоран рассмеялся, представив себя слишком тесной одеждой какого-то здоровенного плечистого «гения». И гению, надо думать, несладко в таком костюме ходить. Ответил:
– Спасибо. Ух как вы утешить умеете! Но мир посмотреть-то хочется… Слушайте, я только что понял: надо, чтобы путешествовать не человеку, а художнику захотелось. И тогда его будет не остановить.
– Ловите на лету, – кивнул Эдо Ланг. И, оглядевшись, спросил: – Это просто стало так пасмурно, или сумерки уже начались?
– Еще как начались, – подтвердил Зоран. – Почти четыре уже.
– Вот же черт! – воскликнул тот. – Буквально только что было два! Вот как оно это делает? Время, я имею в виду.
Рассмеялся, залпом допил остатки глинтвейна, сказал:
– Я еще не опаздываю, вовремя спохватился. Но все равно надо – слава богу, идти, не бежать. Если вам не надоела моя компания, проводите меня в сторону Маяка. Будь моя воля, я бы с вами тут до ночи сидел, если не до завтрашнего утра. Короче, пока вы сами от меня не удрали бы. Но в этом вопросе воля не моя, а Граничной полиции. Скоро заявятся меня выдворять.
Зоран слышал, что Эдо Ланг живет на Другой Стороне, потому что дома долго оставаться не может, превратится в незваную тень. Поэтому задавать вопросов не стал. Только вздохнул:
– Да какое там «надоело». Конечно, я вас провожу.
Эдо
Он, конечно, этого не планировал. Поди такое спланируй, ему бы в голову бы не пришло. Даже смутных предчувствий не было. А то распрощался бы с Зораном прямо в саду у Безумной Милды. Уж точно не предлагал бы куда-то вместе идти. А так предложил – очень не хотел расставаться. Зоран совершенно его завораживал – и как художник, и как человек с удивительной, редкой двойной судьбой, отчасти повторяющей его собственную, как повторяет изображение негатив. Ну и просто чувак отличный; короче, сидел бы с ним еще и сидел. Но полдня мотаться по Этой Стороне и не зайти к Тони Куртейну было бы свинством. Причем, в первую очередь, по отношению к самому себе.
В последний месяц, когда мучительно заканчивал книгу, приходил на Эту Сторону только работать, строго по расписанию, после лекций сразу назад, потому что ясно, чем дело закончится, если на минутку заглянуть к Тони: так обрадуемся, что сразу минус рабочий день. Чувствовал себя после этих сугубо рабочих визитов довольно паршиво. Если не повидался с Тони, вообще непонятно, зачем домой приходил. Да и вряд ли домой. Все-таки на Этой Стороне Эдо до сих пор чувствовал себя гостем. Приглашенным специалистом с Другой Стороны, который, конечно, в полном восторге от всех этих чудесных перемещений между реальностями, но свое место не забывает, точно знает: я здесь чужой. Ни с чем не сравнимое счастливое ощущение «наконец-то я дома» приходило только рядом с Тони Куртейном, на его Маяке. И еще пару раз накрывало у Зыбкого моря, но это совсем другая история. Море есть море, с ним у каждого свой отдельный непростой разговор.
В общем, за этот месяц окончательно понял, что Тони Куртейн – гораздо больше, чем близкий друг. Он мост между настоящим и прошлым, между двумя берегами, или бездонными пропастями, между мной и… тоже, наверное, мной. Черт его знает, почему так у нас получилось. Впрочем, я тоже наверное знаю, – говорил себе Эдо. – Тони Куртейн двойной человек, маячный смотритель, строго говоря, он сам и есть свет, звавший меня домой наяву и сгубивший во сне. Ну и, положа руку на сердце, этот диковинный танец, в который превратилась теперь моя жизнь, я когда-то для него одного затеял плясать. Остальные тогда не имели значения, только Тони. Надо было любой ценой ему свою правоту доказать.
Ладно, неважно. То есть важно, но только в том смысле, что он спешил к Тони Куртейну и решил срезать путь. Когда увидел знакомый проходной двор с улицы Лисьих лап на Совиных крыльев, обрадовался и потащил Зорана за собой, самодовольно хвастаясь, что хоть и забыл все к чертям собачьим, но уже успел заново отыскать в центре города кучу мало кому известных проходных дворов. И когда они, одолев хитроумные лабиринты детских качелей, песочниц, стоек для сушки белья, досок, цветочных горшков и декоративных кустарников, наконец вышли на улицу, тоже далеко не сразу заподозрил неладное, только подумал растерянно: так, а разве это Совиных крыльев? Больше похожа на Страшных Снов, но та, по идее, кварталах в пяти отсюда. Значит не Страшных. Тогда какая? Я что заблудился? Ну я даю.
И только после того, как Зоран спросил звенящим от напряжения голосом: «А куда мы попали?» – понял, что это улица Базилиону, неподалеку от Аушрос Вартай, Ворот Зари. Сперва огорчился: получается, к Тони сегодня не попаду. Потом обрадовался: сам прошел на Другую Сторону, без посторонней помощи, ай да я! И наконец спохватился: а как насчет Зорана? Он же… О боже. Что я наделал. Вернее, оно само как-то наделалось. Ему же, наверное, сюда носа совать нельзя?
– Место знакомое, – растерянно говорил Зоран. – Но где оно и что тут рядом, я как-то не соображу, хотя центр вроде знаю, как собственную квартиру. То есть до сих пор думал, что знаю. А нет.
– Значит так, – сказал Эдо, стараясь, чтобы голос звучал бодро, спокойно и твердо, как у практикующего врача. – Мы с вами оказались на Другой Стороне. Случайно. Я имею в виду, нечаянно. До сих пор был уверен, что не умею сам сюда проходить.
– Да я тоже был уверен, что не умею, – кивнул Зоран, оглядываясь по сторонам с таким неподдельным энтузиазмом, что Эдо тут же перестал испытывать угрызения совести. Чего угрызаться, если человек рад.
Отличный все-таки чувак этот Зоран. Все бы так.
– Я сперва испугался, – признался Зоран. – Сердце как-то странно заколотилось. Очень громко и с перебоями, такой «бадабум-бадабум» в ушах. Подумал, а вдруг это сердечный приступ? У меня никогда не было, но говорят, что они начинаются приблизительно так. Но если мы на Другой Стороне оказались, тогда с сердцем, наверное, все нормально. Просто организм удивился, да?