А все-таки витамины не помешают, – думает Вероника Степановна, разглядывая разноцветные коробочки с витаминами. Зимой полезно принимать витамин D, компенсирующий недостаток солнечного света, круглые желтенькие таблетки, похожие на маленькие янтари. Бухгалтер Алдона их прошлой зимой принимала, говорит, помогают, сдохнуть не так сильно хочется, сил становится явственно больше, вполне хватает на ежедневное приготовление пищи и уборку хотя бы по выходным.
Упаковок на полках много, все разные, хотя на всех написано одно и то же: «витамин D». Вероника Степановна пыталась заранее разобраться, какие надо покупать, чтобы лучше подействовали, прочитала кучу статей в интернете, но так ничего и не поняла. Наверное, все одинаковые, – неуверенно думает Вероника Степановна, – витамины и витамины, ну какая там разница может быть? Надо просто брать те, которые подешевле, только важно проверить, сколько штук в упаковке, а то может потом оказаться, что дешевые и есть самые дорогие, потому что во всех коробках, к примеру, по сотне таблеток, а в якобы самой дешевой их всего шестьдесят.
Вероника Степановна протягивает руку и берет с полки коробку… нет, почему-то чашку. Откуда чашки в аптеке, зачем? – думает Вероника Степановна, зачарованно разглядывая большую керамическую чашку в виде красивой и очень печальной головы Пьеро.
Я же точно такую однажды видела в детстве, – вдруг вспоминает она. – В витрине антикварного магазина. Я тогда верила, что это настоящая волшебная лавка, совсем еще маленькая была, – думает Вероника Степановна и с сожалением ставит чашку на полку рядом с нарядной фигуркой нерестящегося лосося из цветного стекла и моделью старинной подводной лодки из розового поделочного камня; в памяти зачем-то всплывает название: «родонит». Товары на других полках им под стать – причудливые статуэтки, шкатулки, кристаллы, какие-то колбы, старинные портсигары, карточные колоды, блестящие лоскуты. Куда подевались лекарства и витамины? Это же аптека! Я зашла в аптеку на улице Вильняус, – напоминает себе Вероника Степановна. – Я только что в аптеке была! Своими глазами видела витамины, шампуни, бинты и пластыри. Куда они подевались? В аптеке обязательно должны быть.
Я, наверное, лучше пойду, – думает Вероника Степановна и оглядывается в поисках выхода. Дверь на месте, даже чуть-чуть приоткрыта, самая настоящая дверь, а за дверью улица Вильняус… или не Вильняус, но явно совершенно нормальная улица, там ходят люди, ездят машины, пока можно выйти, лучше отсюда уйти, – говорит себе Вероника Степановна, но вместо этого снова берет в руки чашку, встречается взглядом с печальными глазами Пьеро, переворачивает, чтобы увидеть цену, обычно этикетки с ценой клеят на дно. Но на дне этикетки нет. Жалко, – думает Вероника Степановна. – Спрашивать неудобно, если спросила цену, стыдно будет потом не купить, а чашка, наверное, дорогая, антикварная вещь… или нет? Боже, как же я ее в детстве хотела! Почему-то сразу решила, что, если каждый день из нее что-нибудь пить, можно стать настоящей волшебницей, но так и не решилась попросить маму мне эту чашку купить.
Вероника Степановна оглядывается по сторонам. В аптеке, ну то есть в удивительной антикварной лавке, которой внезапно стала аптека, никого нет, но над кассой висит объявление, написанное от руки яркими крупными буквами: «Распродажа, все вещи по два евро, деньги можно оставить в коробке», – и на прилавке действительно стоит коробка, обклеенная золотистой фольгой. Вероника Степановна то ли где-то читала, то ли просто слышала от знакомых, что в некоторых странах так принято торговать: выставляют товары где-нибудь у дороги, пишут цены, ставят банку для денег, и рядом никто не сидит, все всем верят, и действительно никто не ворует, бесплатно ничего не берут, хотя трудно себе такое представить. Ну, может, они там все настолько богатые, что воровать уже вроде бы и не надо? Но у нас-то так делать нельзя, – растерянно думает Вероника Степановна. И вдруг понимает, что может купить чашку-Пьеро, в кои-то веки сделать себе подарок. Два евро не жалко. За такую прекрасную вещь – не цена.
Вероника Степановна кладет в коробку двухевровую монету и выходит из волшебной лавки, прижимая чашку к груди. Со стороны это выглядит так, словно женщина средних лет вышла из трансформаторной будки, но, к счастью, никто на нее не смотрит со стороны.
Вероника Степановна стоит на улице Швенто Стяпано, пустынной, как обычно по вечерам, и растерянно озирается – как я сюда попала? У меня же и дом, и работа на другом конце Старого Города. Когда, зачем, каким образом я сюда забрела?
* * *
Стефан, злой как черт, усталый, окутанный тьмой – на этот раз настоящей темнотой зимней ночи – медленно идет вдоль реки Вильняле. Думает: ну и какого хрена ты, зараза, не отзываешься? Я еще ни для кого так долго в бубен не бил. Если ты просто не хочешь, то ладно, хотя, будем честны, обидно, я-то считал, мы с тобой во всем заодно. А если больше некому отзываться, даже не знаю, что я тогда с тобой сделаю… Ай, ну да, с тобой-то уже не получится. Ну, значит, с собой. И со всем остальным.
В ответ на его мрачные мысли над рекой начинает сгущаться серебристый туман. Стефан почти видит его, почти ощущает, уже почти понимает, что все получилось, но по инерции продолжает думать: без тебя никакого смысла. На хрен мне это все без тебя сдалось, дорогой друг.
Серебристый туман сползается к Стефану со всех сторон и выглядит не то чтобы по-настоящему угрожающе, скорее возмущенно – я тебе дам «никакого смысла»! Какое может быть «на хрен»? С дуба рухнул? Совсем сдурел?
Вот то-то же, – злорадно думает страшно довольный Стефан. – Наконец-то мы поменялись местами! Никому не нравится, когда в отчаяние первым впадает кто-то другой.
* * *
Гинтарас выскакивает из офиса, буквально на пятнадцать минут, выпить кофе и выкурить сигарету, ему обязательно нужно устроить себе перерыв.
Гинтарас берет картонный стакан с капучино и выходит на улицу, очень довольный, что дождь наконец-то перестал моросить. У входа в кофейню курить не стоит, могут увидеть коллеги, чего доброго, Ольге расскажут, и она будет ныть: «Ты же бро-о-о-осил! Ты же обеща-а-а-ал больше никогда не кури-и-и-ить!» Женился на такой отличной веселой девчонке, откуда вдруг взялась скучная тетка, от которой хоть на край света беги? – думает Гинтарас. Вопрос риторический, ясно откуда. Оттуда же, откуда хмурый, молчаливый, постоянно усталый, вечно всем недовольный мужик.
Ладно, что толку обо всем этом думать, только портить себе перерыв. Гинтарас сворачивает в подворотню рядом с кофейней, тут отличный укромный двор и скамейка в беседке за дровяными сараями, здесь меня точно никто не увидит, – по инерции думает Гинтарас, удивленно оглядываясь по сторонам. Двор явно какой-то не тот, дома здесь выглядят как бараки, клумбы завалены хламом, на облупленных стенах висят репродукции в золоченых пластмассовых рамах, разноцветные чайники и потрескавшиеся зеркала, на колченогой садовой скамейке стоит красный дисковый телефон, под кустом – громоздкий телевизор явно советских времен, голые черные ветки деревьев украшены искусственными цветами, а на сарае висит самодельный плакат «Улица смерти» – кривыми темно-красными буквами, словно и правда умирающий собственной кровью писал.